Юлия Беломлинская - Ленинградская школа

А к полночи — на льду
ведро тщеты и тлена
Опять в крови платок, и слезы без стыда
Я все-таки пойду…
Прощай, моя Вербена…
А там-то, говорят, дороги хоть куда.

«Я велел запрягать.
Собирайся, родная моя…
Я тебя увезу
в неименье свое родовое…»

Шесть рублей, девяносто копеечек
Девяностого года издание
Стихуечек, мотивчик, напевчик
Под губную гармошку — страдания.

Так теперь не поют — чтоб без выверта
Без намека на дальнее, смурое…
Под губную гармошку — невыгодно
Не пройдешь ни лицом, ни фигурою

В золотые хоромы, узорные
Где столы под сосисками ломятся
Где массивы мерцают икорные
Белорыбица и бутербродица

Там стоят — да кимвалами бряцают
Да мудями трясут, словно грушами
Да грудями трясут, словно цацками
А тебе принесут, что не скушали

А тебе поднесут, что не допили
Вместо пробки заткнут дохлой кошкою
Поклонись подносителю до полу
И катись со своею гармошкою
…………………………………
Так и жили, покуда не вымерли
По-цыгански, по-птичьи, по-левому
Всех метлою да вьюгою вымело
В облака, что стоят за Смоленкою

А тебе поднесли, что не допили
Вместо пробки — замотано ветошью
Поклонись Подносителю до полу
Сорок раз по обычаю здешнему

За продление срока нетяжкого
За умение в хляби помоешной
Просто петь — пока глоткой вытягивал
А потом… просто пить, словно молишься.

Ленинградская школа:
«Чибиряк… чифирек…»
От оскала до скола…
И казенный ларек

Землячок полуношник,
На расческе сыграй
Наш раек и раешник
Светло-висельный рай

Светло-серое небо
Трусит детскую сыпь
Светлосердому Глебу
Еще горстку, отсыпь

Этих дней непогожих
Непригожих погод
Этих лиц непохожих
На хороший народ

Мелких суффиксов стая —
Наш нехитрый трючок
И заварка — густая,
Да не «крюк», а «крючок»

На такой не приладишь
Свой мешок костяной
Разве кепочку… плащик…
Вот и вышел — живой!

Ты в пеньковую дырку
Понапрасну глядел
Не смастырил мастырку
Проибал самострел

Акциозное щасте
Снова в чан моросит
Варикозная Настя
Светло-серым косит…

Ленинградская школа:
«Чувачок… старичок…»
От кола до прикола…
И еще черпачок.

Кушай ложку добавки
Пей чухнячий настой
Ты один.
На полставки.
В школе полупустой…

У меня был колдырь по кличке Груша
Он играл на саксе блатняк
В группе Ля Минор.
Ля Минор — клевая группа
И я гордилась, что у меня такой парень.
Но однажды он открыл мне свою Страшную Тайну.
Он сказал, что раз в месяц — снимает тельник
Одевает фрачную рубашку и золотой жилет
И играет в джазовой филармонии
У Гены Гольштейна
В оркестре «Саксофоны Санкт-Петербурга»
Он рассказал мне это — потому что
Хотел выглядеть в моих глазах
Интеллигентным.
Но на самом деле он был
Обычная шпана с Ленинского проспекта.
Пил, курил траву и закидывался спидами.
Узнав эту Страшную Тайну
Я сразу его бросила.
Все знают, что джаз — это Отстой и Мясо.
А в ансамбле Саксы Питера играют одни Задроты.

Гольштейн играет на кларнете
Бьет ленинградский метроном
Вокруг чахотошные дети
И золотушные притом

У них испорченные зубы
И в легких злые табаки
У них наверченные трубы
И золотые мундштуки

Четыре слева — ваших нет
Четыре слева — ваших нет
Четыре слева — ваших нет
Играй, кларнет

Гремите, питерские сироты
В родное ржавое корыто
Вам все канавы нынче вырыты
И все дороги вам отрыты

Подбрила бровь свою зараза
По рельсам двинулся отряд
И голова противогаза
В окно кивает всем подряд

С огнем и кровью пополам
С огнем и кровью пополам
С огнем и кровью пополам
Играй, абрам