Иван Никитин - Сочинения

Ваше письмо я получил 26-го вечером, т. е. на седьмой день после его отправления из Землянска. О благодатные сообщения! Кажется, и не далеко живем друг от друга, а выходит так, что между нами ложится пространство в 1000 верст... Кстати, о письмах: если действительно Вас сколько-нибудь затрудняет русская речь, благодаря полученному Вами воспитанию, пишите по-французски. Ухо мое не привыкло к этому языку, и я не могу на нем говорить, потому что узнал его слишком поздно и изучил самоучкою, но тем не менее, я его знаю настолько, что письмо Ваше пойму от первого до последнего слова. Только, пожалуйста, не повторяйте таких или подобных фраз: il faut enfin cesser les jeremiades , или: galimatias 5, или... ну. Вы сами знаете, что далее... я не буду напоминать Вам того, чем высказывалось и высказывается Ваше недоверие к людям, Вам преданным... Вот нее Вам! Charge en revanche...6 Посмотрим, долго ли еще будете Вы мучить меня Вашими церемониями. Уж, что это за слово! Оно походит на скрип ножа по каменной тарелке, что, как известно, нравится канарейкам и от чего затыкают уши люди, не привыкшие к подобным раздирательным звукам... Вы говорите, что у Вас прекрасная погода, что Вы часто гуляете и слышите песню жаворонка. Радуюсь за Вас. Вспоминайте иногда о тех людях, кото-рь, живя в грязном городе, думают о деревне, скучают по ней и ждут минуты подышать ее воздухом, полюбоваться на ее поля и... e'est assez! 7

Всею душою преданный Вам

И. Никитин.

P. S. При этом прилагается содержание "Воронежской] б[еседы]". Когда оно напечатается, я к Вам егф пришлю. Кое-что из него я забыл. Простите.

82. Н. И. ВТОРОВУ

3 апреля 1861 г. Воронеж.

От души радуюсь, мой дорогой и милый друг, Николай Иванович, Вашему отправлению за границу, где давно следовало бы отдохнуть Вам от всех сует и треволнений бюрократического омута. Спасибо и тому, кто дал Вам возможность осуществить Ваше давнишнее желание, хотя возможность эта досталась Вам в поте лица, с потерею здоровья и силы. Что ж делать! - на нашей родимой почве (да, я думаю, и не на одной только нашей) не редкость встретить бледного труженика, молчаливо угасающего в четырех стенах своей тесной комнаты, вдобавок, быть может, придавленного нуждою, в воздаяние за все понесенные им честные труды. Итак, - счастливый путь! Да встретит Вас мир и тихая радость там, на чужбине, и здесь, на родине. Жму Вам крепко на прощанье руку и уверен, что, если бы мое задушевное желание имело силу отводить от Вас всякое, едва заметное, облако печали, - многие позавидовали бы Вашей светлой, невозмутимой жизни. Вашему отъезду за границу рад не я один: все, кто Вас хорошо знают и кому я о нем говорил, шлют Вам свои напутственные благословения.

У нас 9 апреля будет в зале дворянского собрания литературно-музыкальный вечер в пользу Воскресных школ. Надобно Вам сказать, что гр[аф] 1, у которого мы просили дозволения его устроить, принял нас не очень радушно. Право, я предполагал в нем более сердечной теплоты. Публика, по-видимому, нам сочувствует. В непродолжительном времени мы думаем открыть подписку на учреждение Общества распространения грамотности, проект которого, за подписью, например, 100 или 150 человм; и представим немедленно на утверждение правительства.

Если Вам попадется под руку "Развлечение", просмотрите (кажется, в No 11-м) рассказ: "Купеческая дочка". Это кто-то из наших воронежцев продернул князя Д[олгорук]ого 2 и К...ва. Помните ли историю с дочерью попа? Ну, она-то и есть теперь в печати с небольшими изменениями. В том же самом журнале выведены на божий свет доктор Столь, m-me Шеле и откупщик Ще-петильников. Жаль, что автор этих статеек, подписывающийся: "Стыдливый провинциал", не владеет искусно пером.

За Ваши хлопоты о доставлении мне книг Крашенинниковым искренне Вам благодарен. Я адресовался к нему не потому, что желал бы вступить с ним в постоянные сношения, а потому, что некоторые книги он публиковал вдвое дешевле против нарицательной их цены. Книги эти теперь мною получены через почту. Этакой мазурик! Очевидно, на него подействовали и Ваши посещения и мое последнее письмо, в котором я изъявлял свое непременное желание прихлопнуть его в газетах и, кроме этого, подать еще на него жалобу санкт-петербургскому обер-полицейместеру.

Но довольно об этом дураке.

А. Р. Михайлов горячо просит Вас сообщить ему, хотя через меня, какое последовало распоряжение по делу о предании суду Уголовной палаты членов воронежской Городской думы за несвоевременную высылку денег в Приказ общественного призрения, по которому он жаловался Правительствующему сенату. Если найдете возможность, уважьте его просьбу; он очень, очень будет Вам благодарен.