Составитель П. Ткаченко: Офицерский романс. Песни русского воинства

Лишь взмах платка и лишь ответный
взмах.
Басовое взывание сирены.
И вот корма. И за кормой — тесьма
Клубящейся, все уносящей пены.

Сегодня мили и десятки миль,
А завтра сотни, тысячи — завеса,
И я печаль свою переломил,
Как лезвие, у самого эфеса.

Пойдемте же! Не возвратится вспять
Тяжелая ревущая громада.
Зачем рыдать и руки простирать?
Ни призывать, ни проклинать не надо.

Но по ночам — заветную строфу
Боюсь начать, изгнанием подрублен, —
Упорно прорубающий тайфун,
Ты близок мне, гигант четырехтрубный!

Скрипят борта. Ни искры впереди.
С горы и — в пропасть!.. Но, обувший уши
В наушники, не думает радист
Бросать сигнал: «Спасите наши души!»

Я, как спортсмен, любуюсь на тебя
(Что проиграю — дуться не причина)
И думаю, по-новому любя:
«Петровская закваска… Молодчина!»

Молчат, молчат степные дали
О днях, когда, взметнув пески,
Тревожным призраком витали
Косматых бурок косяки.

Теперь медлительны, угрюмы
Мелькнут у путевой межи
Обломки прошлого безумья
В одеждах рваных и чужих.

И вот они сквозь сумрак сонный
Глядят, встречая, каждый раз
В надменные глаза вагонов
Тоскою раскаленных глаз.

Их думы трудные кто знает?
Лемехом выбеленным плуг
Сырые комья поднимает,
Но прожит ли былой недуг?

Быть может, накрепко заметан
На память узел, чтоб потом
Зерном свинцовым пулеметов
Хлестнуть на взрытый чернозем…

Осенний бред. Все степи, степи.
Все ты, безмолвная Кубань.
И поезд мчит. Железный лепет
Тревожит сумрачную рань…

Поле, поле — степь. Широко —
Буйных лет остывший прах.
Полоненные потомки
Одряхлевшего Днепра.
При дороге чайка кличет
Неминучую беду —
Бесталанных внуков Сечи
Толпы хмурые идут.
С окровавленной Кубани,
С обезлюдевшей Лабы
Замелькали мутной ранью
Братьев сивые чубы.
Все на север, все на север…
По забытому пути,
Всюду гиблые кочевья —
Вьюгой след не замести…
На полуночных заставах
Сквозь плывун и валуны

Реют в призраках кровавых
Отоспавшиеся сны.
И опять в болота, топи,
Утоляя чуждый бред,
Жизнь казацкую утопит
Внук теперь, как раньше дед.
И над финской явью зыбкой
Мне мерещится с утра
Маска с жесткою улыбкой
Медновзорого Петра…

Слепое сердце! Ты не хочешь
Забыть, что снилось нам вчера.
Я сам не знал, как черны ночи,
Как одиноки вечера…

И перед жалящею новью
Стоять, не ведать и не сметь —
Бог поразил меня любовью
Неумолимою, как смерть…

Слепое сердце! Ты не хочешь
Забыть, что снилось нам вчера.
Я сам не знал, как черны ночи,
Как одиноки вечера…

Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.

Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.

А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.

И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час…
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.