ИЗ «МАНУСКРИПТА ПИКЕРИНГА»
[66] Из «Манускрипта Пикеринга». Это беловая рукопись, в которой содержится десять стихотворений на одиннадцати листах (ок. 1800–1803 гг.), черновики некоторых из них находятся в манускрипте Россетти. Рукопись называется так по имени человека, владевшего ею в 1866 году, после того, как она уже была опубликована Гилкристом.
Улыбка
Перевод В. Топорова
Вот улыбка любви,
Вот улыбка обмана,
А вот — Улыбка Улыбки
Негаданно и нежданно!
Вот ненависти злоба
И зависти ядовитой,
Вот Злоба за-ради Злобы,
Что вечно живет несытой!
Она заползает в сердце,
Его ободрав, как липку.
Не хочется улыбаться…
Но надо любить улыбку!
Связать колыбель с могилой
Улыбке одной под силу. —
И улыбнется младенец,
А злоба уйдет в могилу!
Златая сеть
Перевод В. Топорова
[67] Златая сеть. — Черновик — в «Манускрипте Россетти». Сеть — в поэмах Блейка — покров богини природы (Валы) обычно связывается с образом любви и брака (ср. «Песню» из «Поэтических набросков»).
Три девы [68] Три девы — те же, что и в стихотворении «Заветный чертог»; соответствуют «тройному видению» «ночи Беулы» (романтическому состоянию), в отличие от «двойного» (поэтической метафоры) и «четверного» (пророческое видение), — см. концовку «Грозного Лоса».
на рассвете дня:
— Зачем седлаешь ты коня?
— Куда спешишь во весь опор?
— Любимый наш! Какой позор!
Одна — вся пламенем горит.
Другая — цепь тоски влачит.
А третья — блещет златом кос
И жемчугом невинных слез.
Трех дев опутывает сеть!
Они желают умереть,
Как рыбки, прыгая в сети…
Такого я не мог снести!
Иль той, что пламенем горит,
Тоски никто не утолит?
Иль той, что блещет златом кос,
Никто не зацелует слез?
И я заплакал… В тот же миг,
Как мой забил, их смолк родник,
Улыбка на устах зажглась,
И Сеть Златая — порвалась!
Но и в обрывках — я погиб.
Я развлекаю бывших рыб —
И сам я пламенем горю,
И сам с тоской на них смотрю,
И слезы лью теперь я сам…
Рассвет! Рассвет! Скорее к нам!
Странствие
Перевод В. Топорова
[69] Странствие. — одно из самых загадочных стихотворений Блейка. Например, строфы 3–8 иногда толкуют как взаимоотношения человека и природы. Более вероятно, однако, что стихотворение в фантастической форме вскрывает извращенность отношений в современном Блейку обществе: противоречие между братством и любовью (дважды повторяющийся в строфах 11–12 мотив неравного брака), антагонизм отцов и детей (отношения старухи-няньки с ребенком и т. д.), в последующих строфах — ужас родителей перед ребенком, вполне понятный при сравнении с 6—11 строфами.
1
Я странствовал в стране людей,
Я был в краю мужей и жен,
И видел там позор и срам
И слышал стон со всех сторон.
2
Там сущий смех — родить дитя
И мука сущая — зачать;
Так мы, свой плуг в слезах ведя,
Зерно радехоньки собрать.
3
А родилось дитя — его
Спешат к старухе отнести,
И та берется за него,
Как будто хочет извести:
4
Ломает косточки ему,
Дает не соску, а репей,
Несет раздетым в хлад и тьму,
В зной пеленает потеплей,
5
Из жил выдавливает стон,
Жжет грудь горячим утюгом. —
Но с каждым днем все старше он,
Она ж — моложе с каждым днем…
6
И юной девою она
Пред ним, кто мужем стал, встает,
Любви и кротости полна.
И все идет наоборот:
7
Она ему принадлежит,
Все косточки ее хрустят,
И жилка с жилкою дрожит, —
И урожай его богат,
8
Собранный 77 раз.
Но, старец, бросит он ее
И кинет свету напоказ
Все то, что вытряс из нее:
9
Алмазы слез, рубин любви,
Надежды чистый изумруд,
И злато жизни, все в крови,
И жемчуг мучеников тут. —
10
Его еда, его питье,
Его услада и оплот…
Теперь богатство он свое
Кому угодно раздает.
11
Но эта щедрость — всем мерзка.
Все издеваются, дразня
Былым могуществом, — пока
Не выйдет дева из огня.
12
Живой огонь — она сама,
И златом жизни блещет лик.
Стеная и сходя с ума,
Робеет перед ней старик.
Читать дальше