Иоганн Гете - Герман и Доротея

Так говорил он. Тем часом друзья зашагали к деревне,
Где по садам, домам и сараям толпились пришельцы
Или же вдоль дороги стояли — повозка к повозке.
Корм задавали мужчины коням и скотине мычащей,
Женщины всюду усердно белье на заборах сушили,
И ребятишки, резвясь, у ручья плескались беспечно.
Так, пробираясь бочком меж повозок, людей и животных,
Вправо и влево глядели лазутчики, встретить надеясь
Где-нибудь облик девичий, согласный с тем описаньем.
Только нигде не являлась прелестная девушка эта.
Пуще стала кругом толчея. Расходившись, мужчины
Крупный затеяли спор о повозках; с криком вмешались
Женщины. Тут какой-то старик решительным шагом
Быстро приблизился к ним, и немедля шум прекратился,
Лишь замолчать он велел, по-отечески голос возвысив.
«Разве несчастья, — вскричал он, — нас всех не настолько смирили,
Чтобы друг к другу терпимей мы были, стараясь поладить
Даже и с тем, кто своих поступков не соразмерил?
Подлинно, в счастье любой несговорчив. Ужель и несчастье
Нас наконец не научит не ссориться с братом, как прежде!
Место на чуждой земле уступите друг другу; делите
Поровну все добро — и заслужите вы милосердье».

Так говорил он. Все приумолкли и, успокоясь,
Дружно взялись приводить в порядок скот и повозки.
Слово судьи чужого прослушав с глубоким вниманьем,
Разум недюжинный в нем отметил священнослужитель
И, подойдя, обратился к нему со значительной речью:
«Истинно так, отец мой, покуда народ проживает
В счастье отменном, питаем землею, плодоносящей
Вовремя, с каждым годом и с каждой новой луною,
Все неизменно приходит само собой, и любому
Мнится: он и хорош, и умен. Согласье — меж всеми.
Тут и разумнейший муж выдаваться из прочих не может,
Ибо событья идут потихоньку дорогой обычной.
Стоит, однако, беде изменить течение жизни,
В прах низвергнуть устои, пройти по садам и посевам,
Жен и мужей согнать с насиженных мест и заставить
Денно и нощно скитаться с тоской и отчаяньем в сердце,—
Ах, тогда наконец мы к разумному взор обращаем,—
Тут уж слово его понапрасну не пропадает.
Право, скажите, отец мой, уж вы не судья ль среди этих
В страхе бегущих людей, чье волненье так скоро смирили?
Да, вы мне нынче явились одним из древних вожатых —
Тех, что народам гонимым пути возвещали в пустыне.
Будто бы вправду с Навином беседую иль Моисеем».

И отвечал на это судья, выразительно глянув:
«Подлинно, наше время тождественно тем стародавним,
Памятным тем временам, в истории запечатленным.
Ибо кто прожил вчера иль сегодня в такую годину,
Прожил целую вечность; событья-то вихрем несутся.
Если назад оглянусь я, мерещится, будто седая
Старость меня одолела, а силы во мне еще бродят.
О, мы смело себя уподобим людям, которым
Некогда, в грозный час, в купине горящей явился
Бог. Нам также предстал он в огне и облаке темном».

Только священнослужитель собрался беседу продолжить
И про судьбу скитальцев судью расспрашивать дальше,
Тайное слово проворно шепнул ему на ухо спутник:
«Вы, не стесняясь, толкуйте с судьей да на девушку речи
Свесть постарайтесь, а я поброжу, поищу и немедля
К вам возвращусь, лишь замечу ее». Кивнул ему пастор,
И по садам и амбарам пошел, озираясь, лазутчик.

Лишь обратился священник к судье чужому с вопросом:
«Что претерпели скитальцы, давно ли крова лишились?» —
Тотчас ответил судья: «Нескончаемы наши несчастья,
Горькую чашу страданий мы пили все эти годы!
Тем и ужасней, что рухнули лучшие наши надежды.
Кто ж отрицать посмеет, что сердце его всколыхнулось,
Грудь задышала вольней и быстрее кровь заструилась
В час, как впервой сверкнуло лучами новое солнце,
В час, как услышали мы о великих правах человека,
О вдохновенной свободе, о равенстве, также похвальном.
Каждый тогда надежды на счастье питал, и казалось,
Узы, которыми праздность и своекорыстье вязали
Накрепко многие страны, теперь наконец разрешились.
Разве не все народы в те бурные дни обратили
Взоры свои на столицу вселенной, которая долго
Ею была, а сейчас таковою тем более стала.
Не были разве те люди посланцами истины новой,
Чье триединство они вознесли до высот поднебесных.
Разве не в каждом явились отвага, полет, красноречье?
Мы, как соседи, на это с участьем сперва отозвались.
Вскоре война загорелась, и вооруженные франки
Двинулись грозно; но нам показались только друзьями —
Ими они и были; с приходом их ожили души.
Всюду растили они величавое Древо Свободы,
Всем обещая свое и по выбору — образ правленья.
Юность бурлила восторгом, за ней ликовала и старость.
Всюду, вкруг новых знамен, затевались веселые пляски.
Так, получив перевес, полонили французы вначале
Наших мужчин умы — решимостью неукротимой,
После — своим обхожденьем — сердца прекрасного пола.
Нас не томило нисколько войны разрушительной бремя,
Ибо надежда пред нами бескрайную даль расстилала,
Новопролегшим путем восхищенные взоры лаская.