Булат Окуджава: Булат Окуджава - поэтический сборник

1958

x x x

Я ухожу от пули,

делаю отчаянный рывок. Я снова живой

на выжженном теле Крыма. И вырастают

вместо крыльев тревог за моей человечьей спиной

надежды крылья. Васильками над бруствером

уцелевшими от огня, склонившимися

над выжившим отделением, жизнь моя довоенная

разглядывает меня с удивленьем. До первой пули я хвастал:

чего не могу посметь? До первой пули

врал я напропалую. Но свистнула первая пуля,

кого-то накрыла смерть, а я приготовился

пулю встретить вторую. Ребята, когда нас выплеснет

из окопа четкий приказ, не растопчите

этих цветов в наступленье: пусть синими их глазами

глядит и глядит на нас идущее за нами поколенье.

1958

ДО СВИДАНИЯ, МАЛЬЧИКИ

Ах, война, что ж ты сделала, подлая: стали тихими наши дворы, наши мальчики головы подняли повзрослели они до поры, на пороге едва помаячили и ушли, за солдатом - солдат... До свидания, мальчики!

Мальчики, постарайтесь вернуться назад.

Вы не прячьтесь, вы будьте высокими, не жалейте ни пуль, ни гранат. И себя не щадите вы!

И все-таки постарайтесь вернуться назад.

Ах, война, что ж ты, подлая, сделала: вместо свадеб - разлуки и дым, наши девочки платьица белые раздарили сестренкам своим. Сапоги - ну куда от них денешься? Да зеленые крылья погон... Вы наплюйте на сплетников, девочки. Мы сведем с ними счеты потом.

Пусть болтают, что верить вам не во что, что идете войной наугад... До свидания, девочки!

Девочки, постарайтесь вернуться назад.

1958

x x x

Сто раз закат краснел, рассвет синел, сто раз я клял тебя, песок моздокский, пока ты жег насквозь мою шинель и блиндажа жевал сухие доски.

А я жевал такие сухари! Они хрустели на зубах, хрустели... А мы шинели рваные расстелим и ну жевать.

Такие сухари!

Их десять лет сушили, не соврать, да ты еще их выбелил, песочек... А мы, бывало, их в воде размочим и ну жевать, и крошек не собрать.

Сыпь пощедрей, товарищ старшина! Пируем - и солдаты и начальство... А пули?

Пули были. Били часто. Да что о них рассказывать,

война.

1958

САПОЖНИК

Кузьма Иванович - сапожник ласковый. Он сапоги фасонные тачает. А черный молоток его, как ласточка, хвостом своим раздвоенным качает.

Он занят целый день поклонами, тот молоток. Он по подметкам метит. А к вечеру - все гвоздики поклеваны, все сапоги починены на свете.

Я слышу рассуждения домашние, когда над головою свет потухнет: кто носит сапоги - пускай донашивает... А сам Кузьма Иваныч носит туфли.

Постукивает под крыльцом, позевывает и постепенно понимает вроде, что ну их к черту, сапоги кирзовые... А сапоги фасонные не в моде.

Кузьма Иванович, ступай на пенсию: есть фабрики - военных обошьют. Но пусть война останется за песнею. А ласточке твоей пора на юг.

Она хвостом своим качнет раздвоенным, из рук твоих натруженных рванется и полетит над грозами, над войнами... А ты сиди и жди. Она вернется.

1958

ИСКАЛА ПРАЧКА КЛАД

На дне глубокого корыта так много лет подряд не погребенный, не зарытый искала прачка клад.

Корыто от прикосновенья звенело под струну, и плыли пальцы, розовея, и шарили по дну.

Корыта стенки как откосы, омытые волной. Ей снился сын беловолосый над этой глубиной.

И что-то очень золотое, как в осень листопад... И билась пена о ладони искала прачка клад.

1958

ПЕСЕНКА О КОМСОМОЛЬСКОЙ БОГИНЕ

Я смотрю на фотокарточку: две косички, строгий взгляд, и мальчишеская курточка, и друзья кругом стоят.

За окном все дождик тенькает: там ненастье во дворе. Но привычно пальцы тонкие прикоснулись к кобуре.

Вот скоро дом она покинет, вот скоро вспыхнет гром кругом, но комсомольская богиня... Ах, это, братцы, о другом!

На углу у старой булочной, там, где лето пыль метет, в синей маечке-футболочке комсомолочка идет.

А ее коса острижена, в парикмахерской лежит. Лишь одно колечко рыжее на виске ее дрожит.

И никаких богов в помине, лишь только дела гром кругом, но комсомольская богиня... Ах, это, братцы, о другом!

1958

x x x

Е.Рейну

Из окон корочкой несет поджаристой. За занавесками - мельканье рук. Здесь остановки нет, а мне - пожалуйста: шофер в автобусе - мой лучший друг.

А кони в сумерках колышут гривами. Автобус новенький, спеши, спеши! Ах, Надя, Наденька, мне б за двугривенный в любую сторону твоей души.

Я знаю, вечером ты в платье шелковом пойдешь по улице гулять с другим... Ах Надя, брось коней кнутом нащелкивать, попридержи-ка их, поговорим!

Она в спецовочке, в такой промасленной, берет немыслимый такой на ней... Ах Надя, Наденька, мы были б счастливы... Куда же гонишь ты своих коней!