Юрий Поляков: Непережитое

Война!
Ты очень далека.
Но вечно близок
День Победы!
И в этот день я пью за деда —
За моего фронтовика!

Включаю телевизор:
танки, грохот,
Врага под корень режет пулемет.
…А бабушка моя
тревожно вздрогнет,
Вязанье сложит,
в кухню перейдет.
На всю квартиру —
крики,
рев орудий…
— Куда же ты?
— Да мочи, милый, нет.
— Так это ж — немцев!
— Тоже, внучек, люди…

В борьбе с фашистским зверем
пал мой дед!

На фронте не убили никого!
Война резка —
в словах не нужно резкости:
Все миллионы —
все до одного —
Пропали без вести.
Дед летом сорок первого пропал.
А может быть,
ошибся писарь где-то,
Ведь фронтовик безногий уверял:
Мол, в сорок пятом
в Праге
видел деда!

…Сосед приемник за полночь включит,
Сухая половица в доме скрипнет —
И бабушка моя
проснется,
вскрикнет
И успокоится:
дед взял на фронт ключи…

Она его не позабудет —
На эту память хватит сил.
Она до гроба помнить будет,
Как собирался,
уходил,
Как похоронку получила
И не поверила сперва,
Как сердце к боли приучила,
Нашла утешные слова,
Что, мол, у жизни —
тыща граней,
А нежность —
разве это грех?
Но был погибших всех желанней,
Но павших был достойней всех.
И на года,
что вместе были,
Она взирает снизу ввысь…

А уж ведь как недружно жили:
Война —
не то бы разошлись.

Неуемная зависть
мальчишечьи души томила:
Конармейцы галопом
врывались в тревожные сны,
А наутро ребята
судьбу укоряли уныло,
Что явились на свет
только после гражданской войны.
Но недолго казалась война
романтической сказкой —
На июньской земле
засыпали бойцы под дождем,
И когда они видели
храбрые сны о гражданской,
Говорили друзьям,
что приснилось им детство и дом…
Этим людям,
всей грудью
хлебнувшим и горя, и гари,
Всем живущим по крови,
по пролитой крови
родным, —
Я внимаю с любовью,
за землю мою благодарен,
Но я даже во сне —
никогда —
не завидую им!

Комплект газеты «Правда»
За сорок первый год.
Почины и парады:
«Дадим!»,
«Возьмем!»,
«Вперед!».
Ударники, герои,
Гул строек по стране…
Июнь.
Двадцать второе.
Ни слова о войне.
Уже горит граница,
И кровь течет рекой.
Газетная страница
Еще хранит покой.
Уже легли утраты
На вечные весы.
Война достигнет завтра
Газетной полосы.
Мы выжили.
Мы это
Умели испокон.
Мне свежую газету
Приносит почтальон…

— Я был расстрелян в сорок первом:
«Невыполнение приказа
В смертельный для Отчизны час…»
Ударил залп —
я умер сразу,
Но был
неправильным
приказ!
И тот комбат,
его отдавший,
В штрафбате воевал потом,
Но выжил,
вытерпел
и даже
Еще командовал полком!
Тут справедливости не требуй:
Война — не время рассуждать.
Не выполнить приказ нелепый
Страшнее,
чем его отдать!
…Но, стоя у стены сарая,
Куда карать нас привели,
Я крепко знал,
что умираю
Как честный сын своей земли…

Война порой теряется из вида:
И генералы —
не фронтовики,
А все ж у мира,
как у инвалида,
Болит ладонь потерянной руки.

Я расскажу
про моего соседа.
Седой солдат,
на танковой броне
В Берлин въезжал он…
Мы вели беседу
О жизни,
о работе,
о войне…
Не о минувшей —
о другой,
что будет
Страшней любого
Страшного суда.
И он сказал: — Бессмысленные люди!
Всем надобен покой,
а им — беда!
Они перед своейМосквой
заслонов
Не ставили.
Знай на чужбине рушь!
За День Победы
двадцать миллионов
Не долларов,
а человечьих душ
Не отдали!
Они не вспоминают,
Как возле пепелища плачет мать!
Они еще войны
не понимают!
И дай им бог —
ее не понимать!

По телевизору война.
Какой-то фильм,
почти что новый.
Рассвет. Безмолвие. Весна.
Но дрогнул ствол многодюймовый —
И фронт ожил,
и враг попер,
Обрушилась артподготовка…
Но узнаваемый актер
Уже приподнялся неловко.
Вот он,
бесстрашием гоним,
Взлетел на бруствер —
и по знаку
Массовка двинулась за ним
В несокрушимую атаку!
И вдруг,
разрывом опален,
Споткнулся
и упал в сторонку…
Но однорукий почтальон
Надежно спрятал похоронку.
…И он воскрес!
Сквозь забытье,
Сквозь кровь
на той траве весенней
Усталые глаза ее
Показывали путь к спасенью.