Я знал: он спасался в зеленом лесу
У самого берега моря;
Он голосом громким Творца восхвалял,
Напевами с волнами споря…
Он жил одиноко в пещере своей;
Колена склонив пред иконой
Бывало, стоял он по целым часам
В молитвы свои погруженный…
Я знал старика… А теперь я узнал
И голос его:
— Что же это, —
Сказал он: сверкали так ярко огни,
Теперь же ни искорки света!..
— Эй, кто там?! — за ним восклицает другой.
Молчанье в ответ.
— Что за чудо! —
Монах изумился, — на оклик опять
Никто не промолвил оттуда!..
Смотрите: недвижны у них паруса,
Все снасти как будто застыли…
Великий творец, да на всем корабле
Молчанье, как в темной могиле!
Безсильно висят паруса, как листва,
Что зимней порою над снегом
Лежит возле хижины бедной моей,
Когда дикий ветер, набегом
На чащу лесную натешась, в кусты
Скрывается, воет волчица —
Детей у которой самец растерзал,
Да филин аукает птица…
Но лоцман не слышит: — "На этот корабль
Без страха смотреть не могу я!.."
— "Стыдися, товарищ! Смелее к бортам!" —
И лодка подходит вплотную…
О, что за страшный шум и гром
Раздался над водой;
Поднялись гребни волн кругом;
Корабль взлетел кормой
И, как свинец, пошел ко дну…
Вода со всех сторон…
И я плыву, и я тону —
Волненьем оглушен…
Но что со мной, — я не пойму, —
Я снова над волной…
Во сне ли то, иль на яву, —
Я в лодке… Боже мой!
Да я спасен, да я не сплю…
Все трое — предо мной;
Я голоса живых ловлю,
Я полон весь мольбой…
И там, где наш корабль погиб,
Где горы волн взвились,
Минуя пенистый изгиб,
Челнок — то вверх, то вниз
Несется птицею… Затих
Зловещей бури вой,
И только эхо волн морских
Не молкнет за горой…
Я шевельнулся, я привстал;
И от меня к корме
Отпрянул лоцман, словно стал
Я страшен так во тьме…
Я встал… Отшельник до сих пор
Смотревший на меня,
С молитвой поднял к небу взор,
Исполненный огня…
Я весла взял, я стал гребцом;
И лоцман молодой
Безстрашно стал перед отцом
Смеяться надо мной:
— "Ага! — вскричал он, — я не зал,
Что дьявол может нам
Помочь грести… Ну, весла взял,
Так и справляйся сам!"
Но я не слушал… О, Творец!
Вот берег, край родной…
Пристали мы… Вот, наконец,
Я вижу пред собой —
Не бездну чуждых волн вдали,
А гор знакомый вид,
И город — страж родной земли,
Передо мной лежит…
Стоит отшельник — кроток, тих…
Я волю дал слезам
И от избытка чувств святых
Припал к его ногам:
— "Отец святой! Мой грех велик!
Прости, благослови!.."
И поднял на меня старик
Тогда глаза свои;
— "Скажи, кто ты, мой бедный сын?.." —
Сдавил мне сердце страх, —
Как будто был то властелин,
А не бедняк — монах…
Я стал, не слыша слов своих
Не поднимая глаз,
О всех скитаниях моих
Вести ему рассказ…
Поведал все, не утаил
От старца ничего
И на душе не находил
Смятенья своего, —
Как будто смыл святой монах
С моих преступных рук
Кровь альбатроса, с сердца — страх,
С души — отраву мук…
Но часто, часто до сих пор
Душа полна тоской, —
Как будто видит скорбный взор
Опять простор морской…
Огонь горит в душе моей,
Огонь в моей груди,
На сердце сотни черных змей
И все шипят; "Иди!.."
И я иду… Зачем, куда, —
Сам не могу понять;
Но снаряжаюсь я всегда —
Как в дальний путь опять…
Пускай темна глухая ночь,
Но я из края в край
Блуждаю, словно гонят прочь
Меня все — то и знай…
В горах, в лесах и в городах —
Везде ищу того,
С кем мог бы я делить свой страх,
Гнет горя своего, —
Кому бы мог я рассказать
Про свой ужасный грех…
И по лицу могу узнать я тех,
Кто станет слушать, словно друг,
Наедине, в тиши
Больную повесть старых мук
Истерзанной души…"
"Но что там за шум поднялся, как в аду, —
Народ возле дома теснится гурьбою…
Прислушайся: там пред нарядной толпою
Поет молодая в зеленом саду…
Но чуС колокольни доносится к нам
Удар за ударом, во храм призывая…
О, юноша! В море пустынном блуждая,
Страданья свои поверял я волнам!..
Я был одинок, так всегда одинок,
Что сердцем измученным, скорбной душою
Я видел погибель одну пред собою
И чувствовать близости Бога не мог…
Читать дальше