Михаил Луконин - Стихотворения и поэмы

Спасибо тебе за открытие, Пабло,
за это ученье,
что жизнь непрерывна
и в новизне постоянна.
«Всё к лучшему!» Слышишь?
На другом полушарии
слышишь ли, Анна?
На волне океана
ты слышишь
мой вздох облегченья?

Встану, полный добра и доверья,
прямо к Волге лицом
и замру.
Воробьи пролетят сквозь деревья
на обветренном этом юру.

Это было со мною когда-то —
чувство вечности и немоты —
за Тулупное
до переката
провожал, заглядевшись, плоты.
Правый берег казался загадкой,
но открылся —
пришли времена,
стала сразу таинственной прядкой
луговая моя сторона.

Что за лето! Пылает дорога,
степь желтеет на весь хлебозор.
Ты спроси с меня, родина, строго,
не подвел ли тебя
с давних пор?
Не давались нам песни вначале,
так не ладилась песня
без слов,
изнывали мои быковчане,
вопрошали
идущих сынов.
А нужна была Волге огласка,
шли года обновленья земли.
Непутевого взяли подпаска
и в поэты его возвели.
Николаевцы и быковчане,
с вами снова —
в родной стороне.
Не речами сильны,
а плечами;
речи ваши —
поручены мне.

Солнце, похожее на колесо арбы,
легко, по-зимнему, катится
без обычного жара.
Я хожу и хожу
вдоль каменной городьбы
по гулким улицам города Махенджо-Даро.

Махенджо-Даро —
раскопки холмистой гряды.
В тесных улочках окаменела прохлада.
Почему опустели дома
и бассейны твои без воды?
Что случилось с тобою,
прекраснейший город-громада?

Эй, хозяева! Где вы,
гостеприимные люди земли?
Где флейты?
Где гонги древнего Пакистана?
Где хлеб ваш и рис?
Зачем вы дома возвели?
Куда вы ушли, куда вы исчезли
так странно?
И не у кого спросить,
что случилось
и чья тут вина.
Как здоровье,
как дети,
как женщины,
как урожаи?
Безмолвствуют стены.
В строгом строю молчат имена.
Безмолвные буйволы
каменных губ не разжали.
Да, куда вы ушли?
Шесть веков занесли вас землей,
шесть веков
мы, потомки,
росли от невидимой нити.
Я хожу и хожу.
И тоска вековая за мной.
Тишина.
Одиночество.
Вечное солнце в зените.
А что, если вдруг… —
у меня пересохло во рту, —
не назад,
а вперед
шесть веков отсчитает планета
и в немыслимой дали
кто-то будет кричать в пустоту:
«Эй, хозяева, где вы?» —
и вдруг не услышит ответа..
Сейчас вот сорвется
рука человека в ночи,
рука,
что на атомной кнопке
дежурит устало…
«В Махенджо-Даро идите! —
кричат кирпичи. —
Идите сюда,
пока еще ночь не застала.
Махенджо-Даро,
твоя красота не легка,
тебя мы, как памятник,
славить и чествовать будем».
Но нет, не случайно
тебя нам вернули века,
чтобы видели,
помнили,
знали
и думали люди.

Давайте почитаем
все
по кругу
стихи друг другу,
нам уже пора.
Не круговую утвердим поруку,
а честную поверку до утра.

Как в молодости — помните? — бывало.
Прошедших дней в обиду не дадим.
Так кто у нас сегодня
запевала?
Я так и вижу —
встали, как один.
Смеемся все —
попробуй разберись ты! —
все запевалы,
каждый о своем…
Немыслимы в поэзии хористы,
поодиночке
дышим
и поем.

Другие видят в этом самомненье,
а это лишь прикрытие всегда,—
не видят, как берет тебя
сомненье,
не знают мук
поэтова
труда.
Друзья мои, казахские поэты!
Единым солнцем мы обожжены,
одни у нас закаты и рассветы —
я из степной заволжской стороны.

Пой, Абдильда,
в веселье и печали.
Джубан,
стояли мы рука к руке,
когда в Белграде громом привечали
казахский стих
на русском языке.
Пой, Халиджан, товарищ мой старинный,
и ты, Сырбай,
твой голос узнаю…
Благодарю твой стих —
не именинный,
а настоящий,
добрый,
в честь мою.

Друзей зову, на пальцах загибая.
И тех далеких —
как они близки!
В круг позовем великого Абая,
он песни слал,
как беркута с руки.
Не забываем высшего примера,
учителя все с нами в этот час.
Пусть к коновязи ставит Кулагера [38] Кулагер — конь певца Ахана в поэме Джансугурова «Кулагер»
наш Джансугуров,
старший среди нас.
Давайте почитаем все друг другу
стихи по кругу.

Начинай любой!
Возьми нас, жизнь, опять к себе в науку…
Поэзия, прими нас.
Мы с тобой!