Елена Крюкова - Зимний Собор

Лев Аннинский

СЕВЕРНАЯ СТЕНА


ФРЕСКА ПЕРВАЯ. КРАСНЫЕ ГРАНАТЫ НА БЕЛОМ СНЕГУ

ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ. МЕТЕЛЬ

Я была такой маленькой, маленькой. В жгучей шубе пуховой.
Непрожаренной булочкой маковой в пирожковой грошовой.

Тертой в баньке неистовой матерью – Чингисханской мочалкой.
Оснеженной церковною маковкой – занебесной нахалкой.

Над молочными стылыми водами… – плодными ли, грудными… –
Я шагала январскими бродами и мостами пустыми.

Грызла пряник на рынке богатеньком – винограды в сугробах!..
Надо мной хохотали солдатики, за полшага до гроба…

Пил отец и буянил торжественно… Мать – мне горло лечила…
Я не знала тогда, что я – Женщина, что я – Певчая Сила.

Мне икру покупали… блины пекли!.. Ночью – корку глодали…
Вот и вылились слезы, все вытекли, пока мы голодали…

Это после я билась и мучилась, била камни и сваи…
Я не знала, что – Райская Музыка, что – в Раю проживаю…

Что снега васильковые мартовские под крестами нечищеными –
Это Рай для хохочущей, маленькой, херувимочьей жизни…

Светлый Рай!.. – со свистками и дудками молодых хулиганов,
С рынка тетками, толстыми утками, – боты в виде наганов, –

С пристанями, шкатулками Царскими, где слюда ледохода, –
То ль в Хвалынское, а может, в Карское – твой фарватер, свобода!.. –

Рай в варенье, в тазу, в красных сливинах! В куржаке, как в кержацких
Кружевах!.. Рай в серебряных ливнях, Рай в пельменных босяцких!..

Майский Рай синих стекол надраенных!.. Яшмы луж под забором!..
Рай, где кошки поют за сараями – ах, архангельским хором!..

Ангелицы, и вы не безгрешные. В сердце – жадная жила.
Я не знала – орлом либо решкою! – где, когда – согрешила.

Где я сгрызла треклятое яблоко, в пыль и в сок изжевала!..
Где надела преступные яхонты, Зверя где целовала…

Мать завыла. Собака заплакала. Рвал отец волосенки.
Поднял Ангел свечу: оземь капала воском горьким и тонким.

Затрубили из облак громадные, несносимые звуки.
В грудь, в хребет ударяли – с парадного – костоломные руки.

И воздел Ангел меч окровяненный,
Как солдат, первым злом одурманенный,
“Вон!” – мечом указал мне:
На метель, острым рельсом израненную,
На кристаллы вокзалов.

Вот твой путь, сумасшедшая грешница. Вот повозка стальная.
Вот трясутся кровать и столешница на булыжниках Рая.

И заплакала я. И метелица била в ребра, как выстрел.
Жизнь, ты бисер! Ты килька, безделица! Черный жемчуг бурмистров!

Пиво в Райской канистре шоферичьей… Дай хоть им поторгую…
………………………………………………………………………………………………….

…об изгнаньи из Рая – без горечи
И без слез… – не могу я…

***

Я из кибитки утлой тела
Гляжу на бешено гудящий подо мной
Огромный мир, чужой. Я не успела
Побыть в нем шлюхой и женой.

А только побыла я танцовщицей
На золотых балах у голых королей;
А только побыла я в нем царицей
Своей любви,
Любви своей.

БЕГ

Останови! – Замучились вконец:
Хватаем воздух ртом, ноздрями,
С поклажей, чадами, – где мать, а где отец,
Где панихидных свечек пламя, –

По суховеям, по метелям хищных рельс,
По тракту, колее, по шляху, –
Прощанья нет, ведь времени в обрез! –
И ни бесстрашия, ни страха, –

Бежим, бежим…
Истоптана страна!
Ее хребет проломлен сапогами.
И во хрустальном зале ожиданья, где она,
Зареванная, спит, где под ногами –

Окурки, кошки, сироты, телег
Ремни, и чемоданы, и корзины, –
Кричу: останови, прерви сей Бег,
Перевяжи, рассекнув, пуповину!

Неужто не родимся никогда?!
Неужто – по заклятью ли, обету –
Одна осталась дикая беда:
Лететь, бежать, чадить по белу свету?!

Ползти ползком, и умирать ничком –
На стритах-авеню, куда бежали,
В морозной полночи меж Марсом и стожком,
Куда Макар телят гонял едва ли…

Беги, народ! Беги, покуда цел,
Покуда жив – за всей жратвою нищей,
За всеми песнями, что хрипло перепел
Под звездной люстрою барака и кладбища!