Заметный след в моих творческих поисках оставила работа с оркестром народных инструментов под управлением Владимира Федосеева. Помню, как Володя Федосеев был у нас в оркестре радио баянистом. И как приятно, что некоторое время спустя он взял в руки дирижерскую палочку.
Федосеевский оркестр запоминается своим легким, прозрачным, неповторимым звучанием; его тщательно «выписанные» музыкальные «акварели» во время недавних гастролей оркестра в Мадриде восхищенные зрители слушали стоя.
Многие мои записи на радио и на пластинках сделаны с оркестром Федосеева. Вспоминаю, как нелегко они нам давались. По нескольку раз в процессе записи одной и той же песни менялись ритмы, сдвигались акценты. Нередко композитор представлял себе песню как веселую, задорную, а в результате получалась широкая, эпическая. И это был не произвол дирижера и певца, а закономерный итог глубокого проникновения в словесно-музыкальную ткань произведения.
Иногда выступала я с федосеевским оркестром и в публичных концертах, которые всегда становились для меня строгим экзаменом на чистоту и эмоциональную наполненность исполнения. Федосеев никогда не ограничивает певца жесткими рамками клавира, поощряя тем самым его порыв к импровизации. И тогда прямо на глазах у зрителей совершается чудо — нерасторжимое слияние голоса и сопровождения.
Выступления на радио, по телевидению, в огромных дворцах спорта и маленьких клубах… Концерты, концерты… В их бесконечной веренице одни чем-то оставляют свой след в памяти, другие вроде бы проходят незаметно. Мне, например, сложнее выступать с двумя-тремя песнями в рядовом «сборном» концерте, чем в сольном из двух отделений, — там легче распределить силы, соответственно выстраивая репертуар. Песни протяжные стараюсь перемежать темповыми, однотемные песни не должны стоять рядом, чтобы не притупить внимание слушателя; профессионал непременно отметит соседствующие в программе песни в одной и той же тональности, из-за чего в какие-то моменты прорвется заунывная однообразность.
Конечно, концерт на концерт не приходится, и не всегда зрителю видны все наши актерские переживания. Но себя-то не обманешь: сегодня вышла на сцену вроде бы пустая, поэтому и эмоциональной отдачи не получилось, глубины в пении не было.
Как важно для актера настроиться на выступление, подчинить свою волю, мысли, настроение встрече со зрителем!
М. П. Мусоргский писал, что искусство есть средство для беседы с людьми, а не цель. Поэтому каждый выход актера на сцену — не обыденное дело, он должен быть продиктован чувством ответственности за эту «беседу».Как-то в концерте я получила такую записку: «Тов. Зыкина! Я неотрывно следил за вами все два с половиной часа, пока шел концерт. Разглядывая вас в бинокль, заметил на вашем лице капельки пота. Неужели вы, такой многолетний профессионал, до сих пор волнуетесь на сцене? Ответьте, если сочтете нужным. Инженер из Кокчетава Н. Александров».
К сожалению, я не смогла ответить на этот вопрос, так как прочла записку уже после концерта, дома. Признаться, я искренне завидую тем, кто не волнуется, не переживает за успех дела, за своих родных и близких. Но, наверное, таких людей просто-напросто нет в природе. «Актер, который, входя в театр, не чувствует трепета от того, что где-то здесь, рядом сцена, никогда не станет подлинным актером», — говорил К. С. Станиславский. Не волнуется, как и не ошибается, только тот, кто ничего не делает. А как же не волноваться артисту, человеку творческому! Ведь певец — художник — не пластинка, каждый раз бесстрастно повторяющая свой «номер».
Расщепляя комплекс психологического состояния актера, Станиславский говорил: «Есть волнение творческое, а есть — паническое. Творческим — дорожите, паническое — учитесь побеждать. Победить его можно сосредоточенностью. Если умеете на чем-либо сосредоточить свое внимание в нужный вам момент, значит, научились им управлять».
Некоторые певцы очень боятся, когда к ним на концерт приходят их коллеги по искусству. А я, наоборот, люблю, если в зале актеры, друзья. Тогда у меня появляется какой-то профессиональный азарт. Ведь за каждым моим движением следят зоркие, все знающие и понимающие глаза. А это помогает собраться, взять себя в руки. Мне даже как-то радостно становится на душе, если знаю, что в зале есть хотя бы один такой человек, и я мысленно адресую ему свои песни.
Для меня, как певицы, недосягаемым идеалом в народном пении был и остается Федор Иванович Шаляпин.
Читать дальше