После концерта я поинтересовалась, о чем была песня, на которую так бурно реагировала публика. Оказывается, японская песня, как и «Оренбургский платок», тоже посвящалась матери. Только там мать посылает своему сыну, уехавшему на заработки в город, варежки, чтобы он не мерз и чаще вспоминал родной дом.
«Вы знаете, — сказал Тору Сасаки, один из певцов квартета, — в Японии, как ни в какой другой стране, высоко развит культ матери, учителя, воспитателя. На свадьбе, например, учителя сажают рядом с матерью и молодоженами. Вот почему наша публика так тонко откликнулась на ваш распевный и лиричный «Оренбургский платок» и на наши «Варежки», увидев в обеих песнях одни и те же морально-этические ценности, определяющие национальный характер наших народов. Только ваша песня, — заметил мой собеседник, — глубже. Ведь матери всегда любят своих детей, тут все ясно; проблема в том, как дети отвечают на материнскую любовь».
Находясь в Японии, я увидела, как велик интерес японцев к нашей культуре, к русской народной и современной советской песне. К пластинкам здесь, как правило, прилагаются буклеты с текстами песен на русском и японском языках, издается большое количество всяких красочных каталогов и песенников. Когда я спросила, чем объяснить такой интерес к советской музыке в стране, испытывающей огромное воздействие американского образа жизни, в том числе американского джаза, мне ответили, что русская песня привлекает японцев своей эмоциональностью, задушевностью, глубиной содержания…
В Японии с легкой руки одного бойкого журналиста окрестили меня «королевой русской песни». «Так надо для рекламы, — объяснили мне, — в бизнесе без броских эпитетов не обойтись. Мы ведь должны были на вас заработать».
Накануне отъезда со мной пожелал встретиться представитель одного хорового общества; он приехал ко мне в гостиницу, представился и осторожно спросил, не соглашусь ли я участвовать вместе с хором в телевизионной программе.
— Правда, нам известно, — сказал мой собеседник, — что у вас «закрытое общество» и поэтому такое не приветствуется.
— Что ж, — шутливо ответила я, — если вы считаете, что наше общество «закрытое», я постараюсь его открыть, хотя бы для того, чтобы вы больше никогда об этом не говорили. — И раскланялась типичным японским поклоном в знак уважения и почтения к собеседнику.
В тот же день по телевидению состоялось мое выступление с японским хором. В передаче среди других песен прозвучала и очень любимая в Японии «Калинка»…
Вот и подошло к концу пребывание в этой удивительно певучей стране, где у нас осталось множество друзей. В день отъезда один из токийских журналов писал: «Русские песни распахивают сердца японцев для дружбы с Советской страной». И еще одно высказывание запечатлелось в памяти: «Талантливые интерпретаторы русской песни убедили японцев, что породившая и приславшая их сюда Родина не может желать войны. Они доступнее, чем дипломаты, апеллирующие к разуму, но не к чувствам, доказывали своими выступлениями, что мир — это лучший путь в наших отношениях».
Зимой 1967 года с оркестром имени Осипова я побывала в Австралии. В рассказе о том времени очень уместно слово «впервые»: впервые я выезжала за границу так надолго — почти на трехмесячные гастроли, впервые — с таким замечательным коллективом, впервые — в такую далекую страну.
Мельбурн встретил нас огромными щитами с экзотической рекламой: «Только в Австралии вы увидите самые мощные эвкалипты в мире, только здесь сможете любоваться уникальными животными — кенгуру, ехидной, сумчатым медведем коала. В прибрежных океанских водах вас ожидает встреча с акулами».
Но мы-то приехали на «зеленый континент» не как туристы, совсем другие мысли теснились в голове. О том, как выйдешь на сцену, что будешь петь, как примут, поймут ли, оценят. Страна-то уж больно далекая, необычная во всех отношениях.
И вот премьера.
За несколько минут до начала заглянула в зал — что хоть там за публика? В партере рассаживаются мужчины в строгих черных смокингах, многие с тростями в руках, лица надменные, невозмутимые, на них словно написано: ну-с, посмотрим, чем вы нас собираетесь удивить! Женщины в длинных вечерних туалетах, в дорогих мехах. Импресарио назначают весьма высокую цену за билеты, позволить себе пойти на премьеру зарубежных гастролей может далеко не каждый.
Из солистов я выступала первой. Вышла, поклонилась. Почувствовала сразу, как наставили на меня бинокли и лорнеты: изучают, в диковинку, поди, домры да балалайки, владимирские рожки!
Читать дальше