Эдуард Асадов - Избранное

Сразу наступила тишина…
— Грабят, — кто-то произнёс несмело. —
Только наше дело — сторона.
Никому ведь жить не надоело.

Но хозяин, встав, ответил строго:
— Что мы, люди иль какие звери?
Лезь, мол, в норку, если где тревога… —
И пошёл, скрипя протезом, к двери.

Но уже, его опередив,
Кинулась Варвара в коридор.
Вся — один стремительный порыв,
Вниз… скорей! По лестнице во двор…

Пусть на ней не сапоги кирзовые,
Не шинель. Пускай на ней давно
Платье-креп и туфельки вишнёвые,
Но душа ведь та же все равно!

В ночь метнулись две плечистых тени…
И Варвара тотчас увидала
Женщину, что, подогнув колени,
Как-то странно наземь оседала…

Сжав лицо обеими руками,
Женщина стонала глухо, редко,
А сквозь пальцы тёмными ручьями
Кровь лилась на белую жакетку.

И когда сознание теряла,
Сотрясая Варю зябкой дрожью,
Все к груди зачем-то прижимала
Сумочку из светло-синей кожи.

Раны, кровь Варваре не в новинку.
Нет бинтов — и так бывало тоже.
С плеч долой пунцовую косынку!
— Милая… крепись… сейчас поможем…

Стали быстро собираться люди:
Слесарь, бабка, дворник, два солдата.
Рыбаков шагнул из автомата:
— Я звонил. Сейчас машина будет.

В это время появился тот,
Кто обязан первым появляться.
Строгий взгляд, фуражка, грудь вперёд.
— Граждане, прошу не собираться!

Позабыв давно о платье новом,
Кровь на нем (да разве тут до бала!),
Варя, сев на камень перед домом,
Раненую за плечи держала.

Вот гудок, носилки, санитары…
— Где она? Прошу посторониться! —
Раненая вскинула ресницы
И на миг поймала взгляд Варвары.

Словно что-то вымолвить хотела,
Но опять поникла в забытьи.
Врач спросила Варю: — Вы свои?
Вы подруги? Как здесь было дело?

Впрочем, можно говорить в пути.
Вы могли бы ехать? Дайте свету!
Да, все ясно… Тише… не трясти…
На носилки… так… теперь в карету!

Варя быстро обернулась к мужу:
— Знаешь, нужно что-то предпринять!
Я поеду. Вдруг ей станет хуже,
Может, дома дети или мать…

Улыбнулась: — Не сердись, мужчина,
Ты ступай к гостям, а я потом. —
Резко просигналила машина
И, взревев, исчезла за углом.

Врач вошла с чеканностью бойца
И сказала, руки вытирая:
— Под лопаткой рана ножевая,
И вторая — поперёк лица.

Но сейчас ей легче, и она
После операции уснула. —
Варю угнетала тишина,
Варя быстро поднялась со стула:

— Надо как-то близких отыскать. —
Брови, дрогнув, сдвинулись слегка.
— И какая поднялась рука
Так девчонку располосовать!

Доктор чуть качнула головой:
— Странно, вы чужая ей… А впрочем,
Вы правы, и скверно то, что прочим
Это странным кажется порой.

— Эта сумка, — молвила Варвара, —
Локтем крепко стиснута была,
Несмотря на два таких удара,
Женщина все сумку берегла.

Видно, там не шпильки и не ленты.
Вот возьмите, надо бы прочесть.
Верно, здесь бумаги, документы,
Имя, адрес в них, наверно, есть.

— Сумка? — Доктор сумочку взяла,
Быстро наклонилась, открывая,
И сейчас же посреди стола
Лента развернулась голубая.

Вслед за нею, как птенцы из клетки,
Выпорхнули дружно распашонки,
Чепчик, две батистовых пелёнки
И смешные детские баретки…

И глаза у докторши суровой
Как-то вдруг заметно потеплели:
— Целый гардеробчик малышовый!
Только как же быть нам, в самом деле?

Это мать. И молодая явно.
Подождите, вот и паспорт здесь:
Громова Галина Николавна,
Тёплый переулок. Двадцать шесть.

Вы помочь нам, кажется, готовы?
Хорошо вы знаете Москву?
— Тёплый переулок? Доктор, что вы,
Я же в переулке том живу!

Только что нам делать с малышом? —
Доктор улыбнулась: — Погодите,
Все сперва узнайте, а потом
Нам сюда немедля позвоните,
Едет беспокойная душа.

Мчит, считает каждый поворот!
Только пусть уж едет не спеша,
Ибо никакого малыша
В той квартире Варя не найдёт.

Над Москвою полог черно-синий,
В нем мигают звезды иногда.
Нынче плохо Громовой Галине,
У Галины Громовой беда.