Хуан Хименес - Испанские поэты XX века

Всю силу вложи в свой рев, расправь могучий костяк,
рога свои подними — два выгнутых топора,
два орудья, способные звезды повергнуть в страх,
два трагических рога, нацеленных в небеса.

Насторожись!

Бык, который весною мужествен, как никогда,
бык, который в Испании, как нигде на планете, — бык;
ты слышишь, горячий бык, яростный бык-вулкан,
остов и свет огня, ты слышишь меня — поднимись!

Цепи порви!

Сердцем своим восстань, которое носит тебя
по шумным аренам Испании, по звездному их песку,
где волки тебя — живого — освежевать хотят:
не по душе им, что ты красивый, как твой народ.

Распрямись!

Не дай себя охолостить, не дай дотянуться, бык,
до твоих тайников плодовитых, до мужественности быка
этой кошачьей лапе, которая хочет, бык,
сделать тебя волом. Растопчи, ее, растопчи!

Содрогнись!

Им не удастся высосать твою обильную кровь,
не удастся вырвать глава из глубин твоей головы,
им не удастся снять темную шкуру твою,
блестящий от пота бык — ртути водоворот.

Восстань!

Разве удастся хищникам солнце освежевать,
клювами и когтями пену сорвать с волны!
Разве удастся им охолостить тебя —
силу, способную даже камни оплодотворить!

Взреви!

Бык не отступит! А если отступит, то для того,
чтобы кровь затоптать в песок и, вырыв гнев из песка,
все силы свои собрав, от самых своих копыт
с решимостью грозной молнии обрушиться на врагов!

Напади!

Вспоенный бронзовым выменем, грозный бык-исполин,
на суровых гранитных выпасах нашедший свирепость свою,
распрямись в душе у людей, которые в первый раз
над истерзанным полуостровом увидали солнца восход.

Распрямись!

Разъятый на две скалы, этот бык, рожденный в веках,
этот бык, который живет в каждом из нас и во всех,
разъятый на две половины, пусть он одной из них
умрет, сражаясь, но пусть убивает врагов — другой.

Восстань!

Из яростной головы, охраняющей этот мир,
из шеи литой, похожей на титанов, сплетенных в борьбе,
родится победа, похожая на вольный протяжный рев, —
и мрамор побагровеет, и зазвенят пески.

Спасись!

Бык, проснись, напрягись, цепи порви, напрягись,
бык, восстань, зареви, напади, разъяренный бык,
вихрем стань, ураганом, встрепенись, рога подними,
спасись, горячий и чистый бык испанской земли!

Спасись!

Раненые распростерлись на полях, где мы воевали.
И там, где груда распластанных тел к долине прилипла,
торчат пшеничные струнки, ручьями бегущие в дали,
поющие хрипло.

Кровь дождит непременно снизу вверх, к небосводам.
И раны гудят, как раковины океанские, если только
в них уцелела жажда взлета и, сытая йодом,
волн голубых настойка.

У крови запах морской, вкус моря и погреба винного.
Погреб морской и винный взрывается именно здесь,
где раненый кровью захлебывается и в стебель растенья длинного
от смерти уходит весь.

Я ранен, и мне не хватит этой короткой жизни,
чтоб выполнить все заказы и выплатить все долги
на кровь, которой готов истечь, изойти на тризне.
Нераненый, помоги.

Моя судьба — это рана счастливой юности ранней.
Жалею тех, кто ни разу еще не лежал пластом,
навылет раненный жизнью, великолепно раненный,
блаженствующий притом.

И госпиталь, где на белом наши тела нагие,
это — сад ослепительный, с красными гроздьями роз,
который перед кровавыми воротами хирургии
сквозь мякоть мою возрос.

Я весь в крови, свобода. Я — огненная масса.
Тебе одной, свобода, мои глаза и руки.
Я — дерево из мяса. Как дерево из мяса,
я к вам иду, хирурги.

Из-за тебя, свобода, под кожей синеватой
ношу сердец я больше, чем на ладони линий.
Слепящей красной пеной вхожу я в мякоть ваты,
как в здание из лилий.

Из-за тебя, свобода, я отрываюсь долго
от тех, кто изваянья свои не удержали.
Отталкиваюсь пулей, ногами, домом, долгом
от этой страшной жатвы.

Ты молодец, свобода. Люблю твой блеск в работе —
вернуть пустым глазницам всю достоверность взгляда,
вернуть безруким пальцы, ступни — безногой плоти,
а землям — запах грядок.