Оскар Уайльд: Стихотворения. Баллада Редингской тюрьмы

Легли на гладь залива тени,
Угрюмый ветер рвет волну
И гонит по небу луну,
Как невесомый лист осенний.
На гальке черною гравюрой —
Баркас; отчаянный матрос,
Вскарабкавшись на самый нос,
Хохочет над стихией хмурой.
А где-то там, где стонет птица
В невероятной вышине,
На фоне неба в тишине
Жнецов проходит вереница.

Над миром властвует дремота,
Лежит безмолвие вокруг,
Немым покоем скован луг,
Затихли рощи и болота.
Лишь коростель, один в округе,
Тоскливо стонет и кричит,
И над холмом порой звучит
Ответный крик его подруги.
Но вот, бледна, как неживая,
В испуге, что светлеет ночь,
Луна уходит с неба прочь,
Лицо в туманной мгле скрывая.

Ноктюрн уснувшей Темзы сине-золотой
Аккорды пепельно-жемчужные сменили.
Тяжелый бот проплыл над сонною водой,
И тени дрогнули — безвольно отступили.
Клубами мутными сползал в реку туман,
Домов неясные вставали очертанья.
Рассвет задул огни… но чудился обман, —
И медлил бледный день вернуться из изгнанья.
Хрипя завыл гудок, медлительно-протяжный,
По камням застучали ободы телег.
Блеснул соборный купол матовый и влажный.
Разросся, в улицах, толпы нестройный бег.
Ночная женщина стояла у панели.
На бледных волосах дрожал лучей поток,
Как угли жаркие, уста ее алели,
Но сердцу камнем быть велел бесстрастный рок.

Певец суровой Персефоны!
В безлюдье сумрачных лугов
Ты помнишь остров свой зеленый?
В плюще снует пчела бессонно,
Над Амариллис — листьев кров.
Певец суровой Персефоны!
Симайта слышит пёсьи стоны,
К Гекате устремляя зов.
Певец суровой Персефоны!
И в схватку Дафнис распаленный
Вступить с соперником готов.
Ты помнишь остров свой зеленый?
Прими козленка от Лакона,
Привет — от шумных пастухов!
Певец суровой Персефоны,
Ты помнишь остров свой зеленый?

Заря, прокравшись невидимкой,
Багрец на олеандры льет,
Хоть мрак темнить не устает
Флоренцию унылой дымкой.
Холмы от рос мягки и волглы,
Цветы над головой горят,
Вот только нет в траве цикад,
Аттическая песня смолкла.
Лишь в листьях ветр набегом шквальным
На миг тревожный шум родит,
И голос соловья сладит
Долину с запахом миндальным.
Любовный лепет соловьиный,
Чрез миг тебя прогонит день,
Но все еще сребрима тень
Луной, парящей над долиной.
Крадется утро шагом ровным
В дымке, зеленом, как моря;
Страша, стремит ко мне заря
Персты, что длинны и бескровны.
Она завесу тьмы разрушит,
Настигнет и прикончит ночь,
Мой пыл грозя прогонит прочь —
А соловья как будто душат.

Спешит мохнатая пчела,
Вздымая крыл наряд кисейный —
Вот сласть из гиацинта извлекла,
Вот испила благоговейно
Из чашечки лилейной;
Здесь, милый, клятву я, смела,
Произнесла —
Клялась, что слитность жизней двух
Крепка, как тяга чайки к морю,
Подсолнуха влюбленность в солнца круг,
Что, вопреки беде и горю,
Я с вечностью поспорю!
Но верность испустила дух,
Огонь потух!
Взгляни наверх, где тополей
Верхи качаются певуче,
Здесь, на земле, и пух в тени аллей
Не шевельнется, а над кручей
Бушует ветр могучий
Гигантских колдовских морей,
Где ширь вольней.
Взгляни наверх, где чаек хор.
Что видно им, а нам незримо?
Звезда? Корабль, что светлый луч простер,
Сквозь даль светя неугасимо?
Здесь счастья не нашли мы.
Что ж, в мире грез блуждал наш взор?
Тяжел укор.
Осталось мне последнее сказать:
Что в нас любовь жива подспудно.
Бьет прямо в грудь весну зима, как тать,
Но алость роз убить ей трудно.
И после бури судно
Сумеет пристань в бухте отыскать.
А мы? Как знать.
Осталось нам у роковой черты
Вложить в прощанье больше чувства!
К чему жалеть? Мне чары красоты
Даны, тебе дано Искусство.
Что ж на душе так пусто?
Прощай! Вселенной мало для четы,
Как я и ты.