Софрон Бурков - ГРАНИЦА

А не беспросветное ненастье,

Раздражающее всех и вся.

Слёзы совести всегда обильны,

Им в душе конца и края нет.

Ложь и гнев становятся бессильны,

Покаянный получив ответ.

И душа очистится слезами,

Не давая слова нам сказать.

Оттого научимся мы сами

Всё, что совершилось, понимать.

ЖЕНЫ ПОЭТА МОНОЛОГ

Ну, что? Опять одна!

Мой муж сидит и пишет,

На рифмы строчки нижет,

Без отдыха и сна.

Хоть на меня б взглянул –

Ему бы легче стало:

Всю жизнь о том мечтала,

А он… опять вздохнул.

И что же, дура я –

Его собой тревожить

И раздраженье множить?

Ведь мы – одна семья!

Возьму и помолчу –

Какое-то мгновенье

Поэта вдохновенья

Молчаньем оплачу.

Поэтом трудно быть:

Писать – о чём все знают,

Но не подозревают,

О чём нельзя забыть.

Слугой быть разных тем,

Себя то отвергая,

То снова продвигая

На обозренье всем.

И мой о том же самом –

Наперекор живёт,

Себе отчёт даёт

О самом в жизни главном.

А мне всегда загадка:

Вопросы – где живут?

Он сам – как бы не тут,

И это так несладко.

А в остальном такой же,

Почти что, как и все,

Хотя и не совсем,

К нему я всё же строже –

Поэзией задел:

Мужчина – что дитя,

Вдруг что-нибудь найдя,

Забудет, что хотел…

Да, быть женой поэта –

Довольно тяжкий труд.

Его судьбой зовут.

Что ей сказать за это?

Получится ль словами?

Пусть лучше в тишине –

И в муже, и во мне –

Любовь живёт делами.

ЖЕНЫ ПОЭТА МОНОЛОГ – 2

Ну, всё! Так дальше невозможно!

Мне надоело осторожно

Намёками давать понять:

Такому больше не бывать!

Я как заложник в одиночке,

Но я уже дошла до точки:

Мне на поэзию плевать,

Я буду просто рвать-метать!

И слушать ничего не буду,

Тем более тебя, зануду –

Сидишь на стуле целый день,

И сам становишься как пень!

Ну-да, тебе всё говорится:

Сегодня мог бы и побриться,

А то к людям – с иголочки,

А мне – как с пыльной полочки.

Ах, так? Опять в себя уткнулся?

С утра ты как и не проснулся.

Скажу сейчас всё до конца

Не ради красного словца.

Ты где – ау! – всю жизнь витаешь,

От слов каких-то млеешь-таешь?

Я что тебе – пустое место,

Как без приданого невеста?

Я человек или молчальник?

Ты мне супруг или начальник?

Не может для души быть пищей

Из книжек разных скукотища.

Ты на себя хоть посмотри,

Когда-нибудь глаза протри:

В молчании твоё сиденье –

Не хамское ли поведенье?

И где ж сиденья результат?

Иль ты процессу только рад?

Ты ешь, и спишь, и только пишешь.

Меня когда-нибудь услышишь?..

Что ты сказал? Опять «потом»?!

На ужин будет суп с котом!!

ЖЕНЫ ПОЭТА МОНОЛОГ – 3

Вот ничего совсем не понимаю,

Хоть кол ему на голове теши –

Вернуться к жизни как его ни призываю,

Ему бы всё творить в своей тиши.

И что же он такого натворил?

Стихов каких-то несколько десятков?

Да лучше б жил, как все, и говорил –

И не имел бы столько недостатков.

Стихи писать – кому всё это нужно?

Ну, я прочту и похвалю его.

Все остальные – сами пишут дружно,

Иль не читают просто ничего.

Какой же смысл в стремлении писать?

Ведь каждый всех других всегда умнее,

И не удастся даже рассказать

О том, что в жизни есть всего главнее.

Он тоже знает это всё, конечно,

Но не сдаётся, мой идеалист –

Он думает, что время бесконечно,

Когда очередной испишет лист.

А может быть, он прав, и вечно время?

Но всё равно его нельзя терять…

Поэты – удивительное племя:

Читать, они считают, проще, чем писать…

АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН, 28 ЯНВАРЯ 1837 ГОДА

«Прощайте, друзья!» – Пушкин книгам сказал,

Поверив предчувствию смерти.

Как раньше, их сразу глазами обнял,

Поддержку безмолвную встретив.

Друзей было много, но место нашлось,

Чтоб каждому было удобно,

И добрых, и умных собрать удалось –

О каждом он знал всё подробно…

«Вот с этими в детстве всех больше дружил,

Считая вершиной познанья,

Потом перерос их, но не разлюбил

Далёкого детства мечтанья.

А с этими в юность вошёл, торопясь

Себя всем скорее представить,

Но как-то их бросил, смеясь-веселясь,

Не зная, куда жизнь направить.

А эти, я думаю, сами пришли,

Когда в них назрела потребность:

Пирушки не только бездельем страшны –

Души в них колеблется крепость.

Какой оказалась коварной хвала