Утро приходит и на сырой доске, здесь, у порога, сидит, как ребенок рыжий. Чьи-то следы – как метки в моем песке.
Я подхожу к воде.
Океан не дышит.

***
Расскажи мне про цвет. Расскажи мне, какой он на вкус? Как звучит голубой, как оранжевый мягок на ощупь?.. Я почувствую это, я вместе с тобою смогу перейти через мост и услышать осеннюю рощу, прикоснуться к стволам, к их сухой и шершавой коре – расскажи мне о ней, о причудливой сеточке трещин, о земле, что уже приготовилась чувствовать снег, расскажи мне о каждой еще не увиденной вещи. Или хочешь… Давай, я сама обо всем расскажу. Только крепче зажмурься и руку мне дай для опоры. Этот шарик под пальцем – застывший на веточке жук, что в уснувших стволах прогрызает свои коридоры. Эта нить на ладони – серебряный след паутин, улетающих с ветром в такие заветные дали, до которых тебе в одиночку никак не дойти, ну а если со мной… Но меня никогда и не звали. Этот след на щеке – это слезы. Не бойся, они у незрячих такие же – соль и прозрачное время… Дай мне руку. Поверь. И мы станем с тобою одним, и тепло наших пальцев озябшую осень согреет. Даже звук осязаем. Послушай, как бьется внутри нерожденное слово, птенцом, обретающим перья… Дай мне руку. Скорее! Смотри в мое сердце, смотри! Оно тоже цветное! Как небо, дорога, деревья. Расскажи мне про цвет…
***
Я умираю каждый вечер, каждый
проклятый расползающийся вечер –
по швам, по шторам, сумерками, скрипом
рассохшихся полов – мужских и женских,
бессмысленных в своем несовпаденье.
Я отрицаю сущность пола, сущность
Стены – и дальше, перпендикулярно
Стене – пространства, замкнутого кубом,
Нелепейшей из всех фигур вселенной.
Я шар, я сфера, вписанная в эти
Углы. Здесь остро. Здесь невыносимо.
Кривая геометрия мигрени.
Разомкнутая сущность бытия.
Здесь очень сложно оставаться цельным,
Настолько все вокруг несовершенно.
Я умираю каждый вечер, каждый
Из нас умрет. И надо привыкать.
***
И была она твоя, у тебя одна,
И была дороже хлеба, пьяней вина,
Не жена тебе, не милая, не сестра,
Просто кость твоя и суть твоего нутра.
Он пришел. Его увидишь и чуешь: все.
Что ты будешь делать, когда она понесет
И родит – пшеничнее меда и молока?
Как ты будешь крестить дитя уголком платка,
Укрывать его собой с головы до пят,
Узнавать в нем этого, лишнего, не-себя?..
***
Они уходят. Мнутся на пороге
и возвращаются, забыв, что не забыли
здесь ничего, и комкают в ладонях
рецепт, салфетку, угол одеяла,
которым я их укрываю снова…
и снова… с каждым днем немного выше
натягивая белую пустыню,
которая их скоро заберет.
Они молчат. И трубки из трахеи
гофрированной речью к мониторам
направлены, на мониторах цифры
мелькают. Однорукие бандиты.
Все чаще выпадает по нулям.
Они боятся смерти больше этой
пародии на жизнь, существованья
в пространстве между «кома», «сон» и «сопор»,
в катетерах, искусственных системах
и прочей инородной ерунде.
Они боятся. Мнутся на пороге,
цепляются за тех, кто месяцами
не спит, приносит им пюре и соки,
врачам в карманы складывает деньги
и плачет в ординаторской, читая
сухой диагноз. Все и так понятно.
Я так люблю их.
Правильней «любила»,
но это страшно. Проще попрощаться
у двери. Сразу. Или не прощаться.
Ведь все равно увидимся потом.
Ты знаешь, Боже… Сделай одолженье: когда откроют двери и окликнут, устрой все так, чтоб ни о чем не вспомнить, не задержаться, не искать очки, не шарить по разбросанной постели – вне разума, без шанса на спасенье…
Позволь уйти легко, и не прощаясь.
Я лучше им оттуда напишу.
***
Ноябрь – почти имбирь. Я не люблю имбирь. Я не люблю корицу и сладкий ванильный дух. Я не хочу решать to be или not to be. Я не умею выбрать только одно из двух. Рынки полны хурмой. Я не люблю хурму. Я не люблю дожди, золото и сквозняк. Я проживу без них. Только вот не пойму, как без того прожить, что не любить нельзя. Как без тебя прожить. Кем без тебя прожить. С кем без тебя прожить, если нельзя с тобой. Осень ввела режим, строгий такой режим, осень ввела войска, правила и конвой. Птицы ушли на юг. Рыбы зарылись в ил. Осень ввела войска. Осень взвела курок. Мне не хватает слов. Мне не хватает сил. Это чужая ты. Это чужой порог. Дальше уже нельзя, дальше твое тепло. Я не могу войти. Я не хочу на чай. Слышишь, они идут – каплями за стеклом. Скоро меня найдут. Здесь комендантский час. Запах – протяжный стон, даже дышу с трудом, вязкий, густой туман держит дверной проем.
Читать дальше