Эдуард Асадов - Судьбы и сердца

И везде о самых долгожданных
Вопрошали мать или сестра:
— Вы не знали Мухина Ивана?
Или, может, бачили случайно
Пехотинца Марченко Петра?

Только где он, Мухин этот самый,
Как его отыщешь на войне?
Может, бьется за рекою Ламой,
Может, сгинул в Западной Двине?

Тот, кто любит, неотступно ждет.
У любви терпение найдется.
— Не волнуйтесь, мама, он вернется,
Вот побьет фашистов и придет!

Если ж не пришел, простите, милые,
Светлые пророчества бойцов,
Что дрались с любой бедой постылою,
С черной злобой пулеметнорылою,
Только вот не обладали силою
Воскрешать ни братьев, ни отцов.

Да и нас отнюдь не воскрешали.
Скажем без бодряческих речей,
Что не все мы снова увидали
Те края, где верно ожидали
Нас глаза сестер и матерей.

Фронтовая крымская весна,
Гарью припорошенные розы
(Хоть не время, все-таки война)
Пряно пахнут в садиках совхоза.

О, как дорог незнакомый дом,
Где ты мог с удобствами побриться,
Не спеша до пояса умыться
И поесть ватрушек с творогом,

Где хозяек щедрые сердца
Так приветить воина стараются,
Что тот дом и люди вспоминаются
Иногда до самого конца!

Над совхозом полная луна,
Как медаль на гимнастерке неба.
Пахнет свежевыпеченным хлебом,
И плывет в проулки тишина…

И в дому, и на крылечке хаты,
Ощутив тот истинный уют,
Разомлев, усталые солдаты
Пишут письма, чистят автоматы
И порой вполголоса поют.

Постучалась, отворила дверь
И сказала строго и печально:
— Я не лгу ведь никогда, поверь,
Не скажу лукаво и теперь,
Что зашла как будто бы случайно.

Ничего, не думай, не стряслось.
Просто я сегодня размышляю
И хочу задать тебе вопрос,
Только дай сперва мне чашку чаю.

— Но ведь ваш дивизион сейчас
У высот, отнюдь не замолчавших!
Три версты, не больше. И как раз
Ты могла нарваться в этот час
На любых: на наших и не наших!

— Опоздал, брат. Наша высота.
Впрочем, и не в этом даже дело.
Враг не тот, да и война не та.
Он ночами не такой уж смелый.

А пугаться при ночной поре —
Это новобранцу только можно.
Да и спутник у меня надежный. —
И — рукой себя по кобуре.

Люди мирных и далеких лет,
Вам, наверно, даже непонятно,
Как же это дьявольски приятно —
Сесть под лампу с парою газег!

И какое светлое открытие —
Вдруг изведать досыта и всласть
Радости простого чаепития,
На скрипучем стуле развалясь!

Не в траншее на хвосте у гибели,
Не в пути под снегом и дождем,
Не согнувшись где-то в три погибели,
А под крышей, в доме за столом!

Ставнями закрытое окошко,
Самовар, ватрушки, тишина…
А за дверью, крадучись как кошка,
Ходит прокопченная в бомбежках,
Злобою набитая война.

— Может, глупо душу открывать,
Только вот я не могу иначе,
Нет, ты должен правильно понять,
Я пришла… Мне хочется узнать,
Что такое для тебя я значу?

Не сочти горячность неуместною,
Если глупо, так и говори.
Дай мне руку честную-пречестную
И в глаза мне прямо посмотри!

Взгляды, встретясь, вдруг заулыбались,
И не помню, как произошло,
Только мы с тобой поцеловались.
Да, впервые вдруг поцеловались
Бурно и доверчиво-светло!

И война, что разъяренно билась
В грохоте, походах и дымах,
Вдруг на миг как будто растворилась
В серых запрокинутых морях!

Крымская военная весна.
Свет дробит колодезную воду.
И большая белая луна
Медленно плывет по небосводу.

Да, не тот, как говорится, враг.
Где былая точность канонады?
Шелестят над крышами снаряды
И все время бухают в овраг.

— Вот ты ценишь твердые сердца.
Ну так помни: войны ли, не войны —
За меня ты можешь быть спокойным,
Я честна во всем и до конца.

Может статься, цельная натура.
Только, знаешь, без высоких слов,
Вот сейчас с тобой я просто Шура,
Тихая, счастливая, как дура,
В мире повстречавшая любовь.

Пусть я буду твердой, хоть стальною,
Но теперь мне хочется с тобой,
Только ты не смейся надо мною,
Стать на миг какою-то иною,
Беззащитной, ласково-простой,