Эдуард Асадов - Судьбы и сердца

Сады, нахохлившись, засыпают,
В тучи закутался небосклон.
С грохотом дачники уезжают,
Машины, простудно сопя, чихают
И рвутся выбраться на бетон.

И слышат только седые тучи
Да с крыш галдящее воронье,
Как жалобно воет, скулит, мяучит
На дачах брошенное зверье…

Откуда им, кинутым, нынче знать,
Что в час, когда месяц блеснет в окошке
(Должны же ведь дети спокойно спать!),
Родители будут бесстыдно лгать
О славной судьбе их щенка иль кошки…

Что ж, поиграли — и с глаз долой!
Кончилось лето, и, кончились чувства.
Бездумно меняться вот так душой —
Непостижимейшее искусство!

А впрочем, «звери» и не поймут.
Сердца их все с тою же верой бьются.
Они на крылечках сидят и ждут,
И верят, глупые, что дождутся…

И падает, падает до зари,
Как саван, снежное покрывало…
Конечно же, что там ни говори,
А «добрых» людей на земле немало!..

Среди пахучей луговой травы
Недвижный он стоит, как изваянье,
Стоит, не подымая головы,
Сквозь дрему слыша птичье щебетанье,

Цветы, ручьи… Ему-то что за дело!
Он слишком стар, чтоб радоваться им:
Облезла грива, морда поседела,
Губа отвисла, взгляд подернул дым…

Трудился он, покуда были силы,
Пока однажды, посреди дороги,
Не подкачали старческие жилы,
Не подвели натруженные ноги.

Тогда решили люди: — «Хватит, милый!
Ты хлеб возил и веялки крутил.
Теперь ты — конь без лошадиной силы,
Но ты свой отдых честно заслужил!»

Он был на фронте боевым конем,
Конем рабочим слыл для всех примером,
Теперь каким-то добрым шутником
Он прозван был в селе — Пенсионером,

Пускай зовут! Ему-то что за дело?!
Он чуток только к недугам своим:
Облезла грива, морда поседела,
Губа отвисла, взгляд подернул дым…

Стоит и дремлет конь среди ромашек.
А сны плывут и рвутся без конца…
Быть может, под седлом сейчас он пляшет
Под грохот мин на берегу Донца.

«Марш! Марш!» — сквозь дым доваторский бросок!
Но чует конь, пластаясь на скаку,
Как старшина схватился за луку,
С коротким стоном выронив клинок…

И верный конь не выдал старшины,
Он друга спас, он в ночь ушел карьером!
Теперь он стар… Он часто видит сны.
Его зовут в селе Пенсионером…

Дни что возы: они ползут во мгле…
Вкус притупился, клевер — как бумага.
И, кажется, ничто уж на земле
Не оживит и не встряхнет конягу.

Но как-то раз, округу пробуждая,
В рассветный час раздался стук и звон.
То по шоссе, маневры совершая,
Входил в деревню конный эскадрон.

И над садами, над уснувшим плесом,
Где в камышах бормочет коростель,
Рассыпалась трубы медноголосой
Горячая раскатистая трель.

Как от удара, вздрогнул старый конь!
Он разом встрепенулся, задрожал,
По сонным жилам пробежал огонь,
И он вдруг, вскинув голову, заржал!

Потом пошел. Нет, нет, он поскакал!
Нет, полетел! Под ним земля качалась,
Подковами он пламень высекал!
По крайней мере, так ему казалось…

Взглянул и вскинул брови эскадронный:
Стараясь строго соблюдать равненье,
Шел конь без седока и снаряженья,
Пристроившись в хвосте его колонны.

И молвил он: — А толк ведь есть в коне!
Как видно, он знаком с военным строем! —
И, старика похлопав по спине,
Он весело сказал: — Привет героям!

Четыре дня в селе стоял отряд.
Пенсионер то навещал обозы,
То с важным видом обходил наряд,
То шел на стрельбы, то на рубку лозы.

Он сразу словно весь помолодел:
Стоял ровнее, шел — не спотыкался,
Как будто шкуру новую надел,
В живой воде как будто искупался!

В вечерний час, когда закат вставал,
Трубы пронесся серебристый звон:
То навсегда деревню покидал,
Пыля проселком, конный эскадрон.

«Марш! Марш!» И только холодок в груди,
Да ветра свист, да бешеный карьер!
И разом все осталось позади:
Дома, сады и конь Пенсионер.

Горел камыш, закатом обагренный,
Упругий шлях подковами звенел.
Взглянул назад веселый эскадронный,
Взглянул назад — и тотчас потемнел!

С холма, следя за бешеным аллюром,
На фоне догорающего дня
Темнела одинокая фигура
Вдруг снова постаревшего коня…