Леонид Семенов - Собрание стихотворений

Собака вперед забегала.
Все были от нас далеки,
даже тетка и та отставала:
она собирала в тот день васильки.

В эти дни всюду сонная тишь,
словно ты не глядишь.
Я хожу и топчу золотую листву,
в эти дни не тебя ль я зову?
Я березкам сказал, что тебя я простил:
я не мог не простить — я любил.
Но березки молчат, всюду тишь…
Отчего — ты молчишь?

Тихо стали осенние дни,
холоднее туман по утру,
и горят уж по избам огни
каждый день ввечеру.

А в лесу от березок бело:
вся у ног золотая листва.
Стало пусто, просторно, светло,
в паутинах трава.

По дороге пойдешь — тишина.
Даже галки — и те не кричат,
и в платке, но все также одна —
ты прошла нынче в сад.

Сидишь ты, смирная,
у своего окна;
работа спорится медленно,
и в доме — тишина.
Я жду. Все ниже клонится
передо мной волос пробор,
и грустно мне: мне хочется
смотреть в любимый взор.
А говорить нам не о чем:
все сказано давно…
Заря морозная, вечерняя,
окрасила окно.

Час еще не поздний:
не горят огни.
Вечер стал морозней,
мы — одни.
Помолчим сегодня:
колокольный звон
что — мечта Господня,
что — твой сон.

Время близится вечернее,
смолк уныло дальний звон,
стали люди суевернее:
не далек желанный сон.
Сердце — тихо, немятежное:
все сбылось, чем жизнь ясна.
Что же медлит неизбежное?
Ночь и с звездами темна.

Ты лежала вся дымкой увитая,
ты была так чужда, далека.
Возле гроба, — глазетом обитая,
нас пугала немая доска.
Мы слова повторяли обычные
и все ждали обедни конца,
были страшны черты, непривычные,
дорогого когда-то лица.
Вспоминалися дни благодатные,
вспоминалась весна и цветы,
все цветы на лугах ароматные,
под душистой акацией ты!

Был праздник. Ушла со двора гувернантка.
Был тихий вечерний, задумчивый час.
На улице пела тоскливо шарманка,
Все было и нынче, как было не раз.

Две сестры примеряли пред зеркалом шляпы.
Качался на шляпках назойливо мак.
Задремал их братишка на стуле у папы.
Стучали часы одиноко тик-так.

В гостиной блестели старинные рамы.
Был траурным крепом затянут портрет,
улыбалось лицо в нем румяное мамы.
От окон блестел навощенный паркет.

И пела по-прежнему где-то шарманка,
скрипела на кухне несносная дверь.
Были счастливы дети… Ушла гувернантка…
Было завтра, вчера и теперь…

У старухи все одно,
все жужжит веретено.
Песнь уныла, и скучна,
бесконечно нить длинна.

Развивается клубок:
вот геройство, вот порок;
стар — жених, она — юна,
хил — отец, семья — бедна.

Вот цари и короли
делят жребии земли,
разгорается война,
хлещет алая волна…

И опять — любовь, порок,
затемняется поток,
и угрюма и страшна
вековая тишина.

А над нею все одно,
все жужжит веретено.
Песнь уныла, и скучна,
бесконечно нить длинна.

Развивается клубок:
вот геройство, вот порок;
стар — жених, она — юна,
хил — старик, семья — бедна…

et cetera in perpetuum.

Мне снятся вечерние свечи,
она на коленях моих
лепечет мне быстрые речи,
лепечет о снах молодых.

Ей снилися белые кони,
все белые кони в полях,
серебряных всадников брони
сверкали на белых конях.

Дрожала земля под конями
и капала пена с удил.
Он, светлый, звеня стременами,
копье перед ней опустил.

Ей снилися белые кони,
все белые кони в полях,
серебряных всадников брони
сверкали на белых конях…

Не спи! но спящих не буди!
Заутра выйди на крыльцо,
надень венчальное кольцо,
и обратив к заре лицо,
молись и жди!

И вот с востока на заре
промашут огненные птицы;
мелькнут заветные станицы,
зардятся копья на горе.

И он, — веселый и победный,
в передрассветной тишине,
от вражьих ран — смертельно-бледный,
проскачет мимо на коне.