Алексей Домнин: Сказания о Кудым-Оше и Пере-охотнике

Слепы низкие землянки,
Но леса вокруг просторны,
И сладка еще живая
Печень лося молодого.
Солнце им тепло дарило,
Птицы вести приносили,
И костер горячей пляской
Духов ночи отгонял.

Как велел обычай предков,
Так и жили-бедовали.
Человека гасит старость.
И когда о дряхлом старце
Смерть в заботах забывала,
Тайной тропкой уходил он,
Рыл в глухой горе пещеру
И себя в ней хоронил.

Юный Ош в родном увтыре*,
Как земля порой весенней,
Спелой силой наливался.
Дан был Ошу зоркий разум,
Мог он видеть тени мертвых.
Мог догнать стрелу в полете
И с медведем разъяренным
В жмурки весело играл.

Мать его —
Ведунья Пэвсин —
Сны разгадывать умела,
Знала, где ночует Ойпель —
Бог лесов и рек студеных,
И могла заклятьем тайным
Ослепить пришельца злого,
Зверя вывести к ловушке,
Сделать хрупким меч врага.

А шаманка рода —
Чикыш —
С хитрым духом Сюра-Пелей
На горе шепталась в полночь,
Колдовством она умела
Воскрешать людей убитых
И, сухого мухомора
Накурившись, била в бубен,
Отгоняя хворь и зло.

Был отец у Оша памом*,
На Югру ходил войною.
Привезли его однажды
Со стрелой пернатой в сердце.
Долго Чикыш била в бубен,
У костра металась птицей,
Но его из края мертвых
Не сумела возвратить.

Пама в землю положили,
В ноги — голову медведя,
А лицо накрыли маской.
И до ночи пировали,
И смотрел на них безглазо
Деревянный серый идол,
И стекал, мешаясь с жиром,
Мед с его кровавых губ.

Новый пам увтыру нужен.
И назвали старцы Оша
У костра совета памом.
Поднесли ему с почетом
Посох — знак вождя и власти,
Пояс в медных украшеньях,
И со всеми поклонилась
Пэвсин сыну до земли.

Знает волк оленьи тропы,
Знает враг, где есть пожива.
А чудское городище,
Как гнездо среди равнины,
Девяти ветрам открыто.
Чаще недруги-соседи
Из засады нападают,
Тает племя день за днем.

Он зажег костер совета:
— Потому теснит нас ворог,
Что от нас далеко боги.
На горе,
Где их жилище,
Надо вырыть нам
Землянку,
Обнести заплотом
Крепким —
Как птенцов своих
Тетерка,
Ойпель станет нас
Хранить.

У людей от дерзкой речи
Языки к зубам прилипли,
Приутихла речка Иньва,
Ожидая гнева духов.
— Пусть у тех отсохнут руки, —
Грозно вымолвила Чикыш, —
Кто пойдет к горе священной
И земли нарушит сон!

Ош разгневанный воскликнул:
— Вы мне дали этот посох,
Вы меня назвали памом,
Я зову с собой отважных,
Ну, а те, кто, словно мыши,
В норы головы уткнули,
Пусть врагам поживой станут,
Пусть им ребра гложет страх!

На реке волна вскипела,
Пуще люди оробели.
Ош к светилу вскинул руки:
— Солнце, ты глаза открой нам,
Просветли наш дикий разум!
И упал на землю сумрак,
Только лысую вершину
Заливал горячий свет.

Первым Ош взошел на кручу,
Указал, где ставить крепость
Из сосновых желтых бревен…
Время дерево источит,
Не иссякнут реки жизни.
Так с бревна, с землянки первой
Началась столица края,
Город Оша — Кудым-кар.

Было так: по воле старцев
Воин брал себе невесту.
Тесен Ошу тот обычай,
Как одежда не по росту.
Чикыш злобится на пама,
Над судьбой его колдует
И плетет ему ловушку
Из медовых хитрых слов.

— Есть река в краю полночном,
Там увтыр вогулов* диких,
Городзуль * — цветок весенний —
Дочь-красавица у князя.
Если мудрый пам сумеет
В жены взять княжну-вогулку,
Богатырь у них родится, —
Чикыш паму говорит.