Александр Пушкин - Медный всадник

В поэме, или «Петербургской повести», как очень точно назвал ее в подзаголовке сам Пушкин, два основных персонажа, два героя, определяющих две сплетенные между собою и сталкивающиеся идейно-тематические линии: первый из героев — Петр Великий, «могучий властелин судьбы», «строитель чудотворный», создатель города «под морем», продолжающий как личность жить и после смерти в памятнике, давшем поэме ее заглавие; другой — Евгений, мелкий чиновник из обедневшего дворянского рода, опустившийся до мещанского уровня, «ничтожный герой», вошедший в 30-х годах в творческий кругозор Пушкина из окружающего быта. Эти два, казалось бы, неизмеримо далеко стоящих друг от друга героя оказываются связанными событием, самая возможность которого вызвана «волей роковой» «державца полумира», — Петербургским наводнением 7 ноября 1824 г., погубившим не только счастие, но и самую жизнь Евгения. Угроза, брошенная «кумиру» безумием в момент внезапного и «страшного» прояснения мыслей, и вызванный ею мгновенный гнев «грозного царя» составляют кульминацию поэмы. Вокруг этого момента вращаются уже второе столетие все разнообразные попытки ее истолкования. Но наводнение, по-видимому, является тем моментом, от которого нужно начинать творческую историю «Медного Всадника».

Когда произошло петербургское наводнение 7 ноября 1824 г. — сильнейшее наводнение в истории города, Пушкин жил третий месяц (с 9 августа) в Михайловском, сосланный из Одессы «в далекий северный уезд», и был глубоко взволнован происшедшим в самом конце октября тяжелым столкновением с отцом — столкновением, грозившим ему, быть может, новой административной карой. [388] См. письма Пушкина к Жуковскому от 31 октября и 29 ноября 1824 г. ( Акад. , XIII, 116 и 124; Письма , т. I, с. 94-95, 101-102 и примеч., с. 356-359, 372). Следствием столкновения явился отъезд в Петербург, по приказанию отца, Л. С. Пушкина (около 3-5 ноября) и О. С. Пушкиной (около 10-12 ноября) (см.: Летопись, т. I, с. 531 и 532), а вслед за ними — и родителей, С. Л. и Н. О. Пушкиных (около 17-18 ноября; см.: Летопись , т. I, с. 536).

Когда и каким образом узнал он о наводнении, сказать трудно. Всего вероятнее, первые (официальные) сообщения о нем — рескрипт Александра I князю А. Б. Куракину от 11 ноября и краткий рассказ о происшедшем «бедствии» — Пушкин прочитал в № 269 газеты «Русский инвалид» от 13 ноября 1824 г.: до этого момента никакие сведения о наводнении в печати не допускались. [389] См. выше, с. 103-104; см. также: Летопись , т. I, с. 534. Газета «Русский инвалид, или Военные ведомости» была почти единственным тогда ежедневным периодическим изданием, кроме «С.—Петербургских ведомостей», до начала издания (в 1825 г.) «Северной пчелы». Газета, вероятно, получалась в Михайловском, судя по упоминанию о ней в письме Пушкина к брату от 4 декабря 1824 г. ( Акад. , XIII, 127). Возможно, однако, что он узнал о «потопе» и раньше, из письма петербургской приятельницы сестры — Е. М. Ивелич, написанного, по-видимому, тотчас после наводнения, но полученного в Михайловском уже после отъезда Ольги Сергеевны и распечатанного поэтом. [390] Письмо это не сохранилось. Мы знаем о нем из письма поэта к Л. С. Пушкину без даты, содержащего первые впечатления Пушкина о «потопе», где он пишет: «Скажи сестре, что я получил письмо к ней от <���…> гр. Ивеличевой и распечатал, полагая, что оно столько же ответ мне, как и ей — объявление о потопе, о Колосовой…» ( Акад. , XIII, 123).

Как бы то ни было, в том мрачно-отчаянном настроении, в котором Пушкин был в то время, когда умолял Жуковского спасти его «хоть крепостию, хоть Соловецким монастырем» (XIII, 116), он отнесся к «потопу» желчно-иронически, видя в нем заслуженную кару «проклятому Петербургу» и выражая беспокойство лишь о судьбе «Северных цветов» Дельвига и винных погребов. В одном недатированном письме к брату, Л. С. Пушкину, он писал: «Что погреба? признаюсь, и по них сердце болит. Не найдется ли между вами Ноя, для насаждения винограда? На святой Руси не штука ходить нагишом, а хамы смеются. Впрочем это все вздор» ( Акад. , XIII, 122). [391] Письмо датировано в Акад. : «Начало 20-х чисел ноября 1824 г.». Вероятно, эта датировка неточна, и письмо можно датировать несколькими днями ранее, даже серединой (15-20) ноября, как это сделано Б. Л. Модзалевским ( Письма , т. I, с. 98). Первые известия о наводнении дали ему повод к фривольной шутке на французском языке, обращенной к петербургским дамам, [392] Та же шутка повторена и в другом письме к Л. С. Пушкину, написанном около 20 декабря 1824 г. ( Акад. , XIII, 131). и вызвали мрачное заключение: «Я очень рад этому потопу, потому что зол. У вас будет голод, слышишь ли?». Закончив и запечатав письмо, поэт снова его распечатал, чтобы приписать поручение брату, касающееся, по-видимому, состояния винного погреба в Михайловском: «Ах, милый, богатая мысль! распечатал нарочно. Верно есть бочки , per fas et nefas (законным или незаконным образом (лат.), — Н. И. ), продающиеся в Петербурге — купи, что можно будет, подешевле и получше. Этот потоп — оказия».