А.А. Смольевский вспоминал об этом эпизоде: «Бабушка рассказывала мне о дикой вспышке, которая была у него, когда Лютик сообщила ему о своей беременности — он считал, что у них не должно быть детей. — “Я неврастеник”, - объяснял он потом — “и детей мне заводить не следует”. Лютик ушла из его дома, буквально, в чем была, на Тверскую. Арсений Федорович срочно примчался за ней, просил прощения и уговорил вернуться. В доме наступило относительное затишье» (Восп. А. С. Л. 9). Очевидное внешнее сходство между отцом и сыном заметно при сравнении их фотографий. А.А. Смольевский передавал важное признание отца, сделанное в 1950 г.: «…по словам многих, кто меня видел, я точная копия [его], тот же голос, та же походка, и он не может понять, почему же он, педагог, был лишен возможности воспитывать своего собственного сына» (Восп. А. С. Л. 10). По-видимому, Смольевский-старший долгие годы не стремился к диалогу, но вел своеобразную полемику с младшим, о чем тот писал: «Осталось после него также множество писем ко мне, уже взрослому, не отосланных; каждое письмо было пронумеровано. В последние годы его жизни ему немного помогали соседи, например, с покупками. Стряпал и стирал он, как будто, сам. С соседями он жил в полном согласии, и они никак не могли понять, почему это у такого приличного человека и вдруг семейная жизнь не сложилась и почему между ним и его родным сыном существует такая полная отчужденность» (Восп. А. С. Л. 6).
А.А. Смольевский — сын О. Вакселъ, родился 23 ноября 1923 г. в Петрограде (умер 29 августа 2003 г. в Санкт-Петербурге). В 1941–1949 гг. учился с перерывами в Первом ленинградском педагогическом институте иностранных языков (на факультетах немецкого и французского языков). В 1962 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Интонация повествовательной фразы во французском языке, сравнительно с русским». Занимался изучением диалектов ретороманского языка Швейцарии, Северной Ирландии и др. Работал в библиотеке Академии наук СССР в отделе комплектации иностранной литературы. Автор статей по библиотековедению и библиографии. Занимался сочинением музыки в творческом семинаре при Доме композиторов; изучал музыкальный фольклор разных народов мира; создал цикл фортепьянных пьес на тему произведений живописи В.Э. Борисова-Мусатова и Н.К. Рериха. Передал в разные годы в дар различным музеям и библиотекам многочисленные семейные реликвии: живописные и графические произведения, фотографии и архивные материалы, произведения декоративно-прикладного искусства.
1-й Петроградский родовспомогательный дом на ул. Надеждинской (Маяковского), 5. Врач В.А. Столыпинский. Ныне роддом № 6 им. проф. В.Ф. Снегирёва, так называемая Снегирёвка.
Больница им. С.П. Боткина — бывшая бесплатная Александровская городская барачная больница, открытая в 1882 г. по инициативе С.П. Боткина для лечения инфекционных больных (ул. Миргородская, 3). Об истории болезни матери А.А. Смольевский писал: «Затем у Лютика начались отчаянные головные боли, и ее отвезли в Боткинскую больницу с диагнозом “острый менингит”. Лютик в бреду кричала: “Уберите спрута!” Алексей Николаевич Обнорский, один из бабушкиных друзей, навещавший тогда Лютика в больнице, рассказывал мне: “Лютик лежала в отдельной палате. Она никого не узнавала и каким-то деревянным голосом вдруг медленно изрекала разные сентенции”. Врачи считали, что острый менингит, в отличие от обычного, проходит и не должен оставить последствий. Бабушка вспоминала с признательностью доктора Ивашенцева, который к Лютику был внимателен. Но последствия у Лютика все же остались — приступы глубокой тоски, особенно осенью, и временами внезапные провалы памяти» (Восп. А. С. Л. 9). Обнорский Алексей Николаевич — сын Н.П. Обнорского, «преподававшего в Перми романскую филологию. Во время Великой Отечественной войны Алексей Николаевич служил в артиллерии и имел чин полковника, а затем и преподавал в Артиллерийской академии» (коммент. А. С.). Увлечение теософией послужило причиной вынужденного досрочного выхода на пенсию.
В связи с выбором своего имени А.А. Смольевский отнюдь не атлетического телосложения, заметил шутя: «Мама говорила мне, что не она выбрала мне имя. “Я бы тебя назвала Александром или Воином”. (Воображаю, как имя Воин шло бы к моей комплекции и мне вообще!)» (коммент. А. С.). О. Ваксель, вспоминая чтение катехизиса в детстве, упомянула о своем атеизме. Видимо, поэтому она была возмущена совершенным обрядом крещения младенца; хотя, как следует из текста, в доме не забывали основные религиозные праздники — Рождество и Пасху, именины. Факт самоубийства О. Ваксель подтверждает ее безверие.
Читать дальше