Александр Башлачев - Как по лезвию

Дым коромыслом. Дым.
Дым коромыслом.
Дым.

Мы льем свое больное семя
На лезвие того ножа,
Которым нас срезает время,
Когда снимает урожай.

Демократичней всех растений
Величие простой травы.
И две мозоли на коленях
Иным полезней головы.

Я приглашаю вас к барьеру —
Моих испытанных врагов —
За убеждения и веру
Плеваться с десяти шагов.

Сегодня всем раздали крести —
И умному, и дураку.
Погиб поэт — невольник чести,
Сварился в собственном соку.

Давай жевательной резинкой
Залепим дыры наших ран.
Разбив любимые пластинки,
Уткнемся в голубой экран.

Шуты, фигляры и пророки
Сегодня носят «Фендера»,
Чтобы воспеть в тяжелом роке
Интриги скотного двора.

И каждый вечер в ресторанах
Мы все встречаемся и пьем.
И ищем истину в стаканах,
И этой истиной блюем.

Мы льем свое больное семя
На лезвие того ножа,
Которым нас срезает время,
Когда снимает урожай.

Мы запряжем свинью в карету,
А я усядусь ямщиком,
И двадцать два квадратных метра
Объедем за ночь с ветерком.

Мы вскроем вены торопливо
Надежной бритвою «Жилетт».
Но вместо крови льется пиво
И только пачкает паркет.

Под тусклым солнцем трудно зреют
Любви святые семена.
Любовь подобна гонорее,
Поскольку лечится она.

Мы льем свое больное семя
На лезвие того ножа,
Которым нас срезает время,
Когда снимает урожай.

С восемнадцати лет Он играл что попало
Для крашеных женщин и пьяных мужчин.
Он съедал в перерывах по паре холодных котлет.
Музыкант полысел.
Он утратил талант.
Появилось немало морщин.
Он любил тот момент,
Когда выключат свет
И пора убирать инструмент.

А после игры,
Намотав на кулак электрические шнуры,
Он вставал у окна.
И знакомый халдей приносил ему рюмку вина.
Он видел снег на траве.
И безумный оркестр собирался в его голове.
Возникал дирижер,
Приносил лед-минор и горячее пламя-мажор.

Он уходил через черный ход,
Завернув килограмм колбасы
В бумагу для нот.
Он прощался со мной,
Он садился в трамвай,
Он, как водится, ехал домой.
И из всех новостей
Самой доброй была
Только весть об отъезде детей.

Он ложился к стене. Как всегда,
Повернувшись спиной к бесполезной жене.
И ночью он снова слышал
Эту музыку…

И наутро жена начинала пилить его
Ржавым скрипучим смычком.
Называла его паучком
И ловила дырявым семейным сачком.
Он вставал у окна,
Видел снег. Он мечтал о стакане вина.
Было много причин
Чтобы вечером снова удрать
И играть
Для накрашенных женщин
И их безобразных мужчин.

Он был дрянной музыкант.
Но по ночам он слышал музыку…
Он спивался у всех на глазах.
Но по ночам он слышал музыку…
Он мечтал отравить керосином жену.
Но по ночам…

Хотел в Алма-Ату — приехал в Воркуту.
Строгал себе лапту, а записали в хор.
Хотелось «Беломор» — в продаже только «Ту».
Хотелось телескоп — а выдали топор.

Хотелось закурить — но здесь запрещено.
Хотелось закирять — но высохло вино.
Хотелось объяснить — сломали два ребра.
Пытался возразить, но били мастера.

Хотелось одному — приходится втроем.
Надеялся уснуть — командуют: «Подъем!»
Плюю в лицо слуге по имени народ.
Мне нравится Б Г, а не наоборот.

Хотелось полететь — приходится ползти.
Старался доползти — застрял на полпути.
Ворочаюсь в грязи. А если встать, пойти?
За это мне грозит от года до пяти.

Хотелось закричать — приказано молчать.
Попробовал ворчать — но могут настучать.
Хотелось озвереть, кусаться и рычать.
Пытался умереть — успели откачать.

Могли и не успеть. Спасибо главврачу
За то, что ничего теперь хотеть я не хочу.
Психически здоров. Отвык и пить, и есть.
Спасибо, Башлачев. Палата номер шесть.

Все на мази. Все в кайф, в струю и в жилу
Эта дорога пряма, как школьный коридор
В брюхе машины легко быть первым пассажиром,
Имея вместо сердца единый пламенный мотор.

Мы аккуратно пристегнуты ремнями.
Мы не спешим. Но если кто догонит нас —
То мы пригрозим им габаритными огнями
Затянем пояса. Дадут приказ — нажмем на газ.