Евгений Долматовский - Добровольцы

Отец его стал молчаливым, суровым.
Он мысли готовит к тяжелому бою,
Пожалуй, пора ко всему быть готовым.
Будь мужествен, что б ни случилось с тобою!

Но где же наш Славка, красавец проходчик,
Отчаянный аэроклубовский летчик?
Ответа ищу я в завещанной книге,
Страницы листаю в тревоге и жажде.
И вдруг замечаю, что «Карлос Родригес»
На сотой странице подчеркнуто дважды.

Мне к сердцу прихлынула жгучая зависть.
И я не страницы, а пламя листаю
И вижу, как, в знойное небо врезаясь,
Летит истребитель на «юнкерсов» стаю.
Настала пора! И мое поколенье
За мир и свободу вступает в сраженье.

Бомбят Мадрид. Огромный древний город
Лежит, раскинув каменные руки.
Вой бомб и вой сирен — как голос горя.
Дрожит земля в невыносимой муке.

Клыкастый «юнкерс» ходит деловито,
Выискивая цели, завывая.
Беспомощное гуканье зениток,
И крики в опрокинутом трамвае.
Оцепененье, и толчок удара,
И дым пожара, черный дым пожара.

И вдруг как будто небо прочеркнули
Несущиеся строем крылья «чаек»,
Полетом звонким бронебойной пули
Тяжелое гудение встречая.

И закружился бой кольцом Сатурна,
Седое небо сделалось ареной.
Снующих самолетов блеск латунный
Уходит выше, в глубину вселенной.
И, выпустив огня короткий росчерк,
Кренится на крыло бомбардировщик.

А там, внизу, на длинных плоских крышах
Толпятся жители и смотрят в небо.
Сейчас весь город из убежищ вышел:
Сидеть в подвалах для южан нелепо.

Смертельной красотой воздушной схватки
Взволнован весь Мадрид. Он ждет итога.
Вот «юнкерс» заметался в лихорадке
И на земле, не в небе ищет бога.
Летит, объятый пламенем зловещим,
И весь Мадрид победе рукоплещет.

…За городом зеленая равнина.
На ней сейчас аэродром «курносых».
Здесь приземлился и открыл кабину
Голубоглазый и русоволосый
Пилот республики, сеньор Родригес,
Товарищ Карлос… Знаешь, это имя
Один мой друг в одной испанской книге
Нашел, когда мы были молодыми.
Но я об этом вспоминать не вправе.
Поговорим о мужестве и славе

Родригес «волюнтарио» зовется, —
Понятно слово «воля» всем на свете.
Одет товарищ Карлос по-пилотски:
В короткой куртке замшевой, в берете.

Он едет в город на машине старой,
На сумасшедшей скорости, с шофером.
У них на лицах отблески пожара,
И город открывается их взорам.
«Ты будешь ждать на улице Кеведо,
А я, пожалуй, на метро проеду».

Вагон качается, чуть-чуть пружинит.
Здесь трасса углубляется покато.
В знакомой детской шапочке дружинник
На пеструю толпу глядит с плаката:

Как странно, перед фразой знак вопроса!
«?Эй, парень, не на фронте почему ты?»
«Но пасаран!» — начертанное косо,
В метро сопровождает все маршруты.
Везде, от Вальекаса до Эстречо,
Летят плакаты поезду навстречу.

На мрачноватой станции «Чамбери»
Заметил он, что кто-то добрым взглядом
Следит за ним. Когда открылись двери,
Попутчик этот оказался рядом.

В зеленом френче, в бутсах, смуглолицый,
С гранатами, с огромным пистолетом,
Не ожидал он здесь столкнуться с Фрицем,
К тому же столь воинственно одетым.
«Геноссе, здравствуй!» — «Камарадо, ты ли?»
И оба в удивлении застыли.

Нет, им сегодня не наговориться!
Они, как мальчики, друг другу рады.
Глядят с благоговением мадридцы:
Наверно, эти из Интербригады.

Товарищи, солдаты доброй воли,
Они винтовки на плечи надели,
Хотя не убивать учились в школе
И матери им не о смерти пели.
Далекие взрастили их долины,
Где не растут ни лавры, ни маслины…

Сигнал тревоги… Тормоза скрежещут.
Движенье оборвалось. Замелькали
Фигуры смутные бегущих женщин,
И слышен крик младенца в одеяле.

Толпятся около плакатов дети,
И кто-то плачет, и кого-то ищут.
Голубоглазый человек в берете
Тяжелые сжимает кулачищи.
С поверхности удары бомб он слышит,
Как будто ходят в сапогах по крыше.

…А может, москвичи, а не мадридцы
Бегут, — и не в туннель под Альварадо, —
Спеша от бомбы воющей укрыться
Между «Дзержинской» и «Охотным рядом».
Но для него на свете равно дорог
И каждый человек, и каждый город…