Всеволод Рождественский - Стихи

Вот и кончены наши заботы Спит задачник, закрыта тетрадь. Руки тянутся к книге. Но что ты Будешь, мальчик, сегодня читать?

Хочешь, в дальние синие страны, В пенье вьюги, в тропический зной Поведут нас с тобой капитаны, На штурвал налегая резной?

Зорок взгляд их, надежны их руки, И мечтают они лишь о том, Чтоб пройти им во славу науки Неизведанным прежде путем.

Сжаты льдом, без огня и компаса, В полумрак 1000 е арктических стран Мы спасем чудака Гаттераса, Перейдя ледяной океан.

По пещерам, подземным озерам Совершим в тесноте и пыли, Сталактитов пленяясь узором, Путешествие к центру земли.

И без помощи карт и секстанта, С полустертой запиской в руке, Капитана, несчастного Гранта, На безвестном найдем островке.

Ты увидишь леса Ориноко, Города обезьян и слонят, Шар воздушный, летя невысоко, Ляжет тенью на озеро Чад.

А в коралловых рифах, где рыщет "Наутилус", скиталец морей, Мы отыщем глухое кладбище Затонувших в бою кораблей...

Что прекрасней таких приключений, Веселее открытий, побед, Мудрых странствий, счастливых крушений, Перелетов меж звезд и планет?

И, прочитанный том закрывая, Благодарно сходя с корабля, Ты увидишь, мой мальчик, какая, Тайны полная, ждет нас земля!

Вел дорогой тебя неуклонной Сквозь опасности, бури и мрак Вдохновленный мечтою ученый, Зоркий штурман, поэт и чудак. 1920-1930 Всеволод Рождественский. Избранное. М., Л.: Художественная литература, 1965.

`ICH GROLLE NICHT...` * "Ich grolle nicht..." Глубокий вздох органа, Стрельчатый строй раскатов и пилястр. "Ich grolle nicht..." Пылающий, как рана, Сквозистый диск и увяданье астр.

"Ich grolle nicht..." Ответный рокот хора И бледный лоб, склоненный под фатой... Как хорошо, что я в углу собора Стою один, с колоннами слитой!

Былых обид проходит призрак мимо. Я не хочу, чтоб ты была грустна. Мне легче жить в пыли лучей и дыма, Пока плывет органная волна.

Виновна ль ты, что все твое сиянье, Лазурный камень сердца твоего, Я создал сам, как в вихре мирозданья В легенде создан мир из ничего?

Зовет меня простор зеленоглазый, И, если нам с тобой не по пути, Прощай, прощай! Малиновки и вязы Еще живут - и есть, куда идти!

Живут жасмин и молодость на Рейне, Цвети и ты обманом снов своих,А мне орган - брат Шумана и Гейне Широк, как мир, гремит: "Ich grolle nicht"..

* "Я не сержусь" (нем.) - слова Гейне, музыка Шумана. Всеволод Рождественский. Избранное. М., Л.: Художественная литература, 1965.

КУПАНЬЕ Идти густыми коноплями, Где полдень дышит горячо, И полотенце с петухами Привычно кинуть на плечо, Локтем отодвигать крапиву, Когда спускаешься к реке, На берегу нетерпеливо Одежду сбросить на песке И, отбежав от частокола, Пока спины не обожгло, Своею тяжестью веселой Разбить холодное стекло! 1920-1930 Всеволод Рождественский. Избранное. М., Л.: Художественная литература, 1965.

БЕРЕЗА Чуть солнце пригрело откосы И стало в лесу потеплей, Береза зеленые косы Развесила с тонких ветвей.

Вся в белое платье одета, В сережках, в листве кружевной, Встречает горячее лето Она на опушке лесной.

Гроза ли над ней пронесется, Прильнет ли болотная мгла,Дождинки стряхнув, улыбнется Береза - и вновь весела.

Наряд ее легкий чудесен, Нет дерева сердцу милей, И много задумчивых песен Поется в народе о ней.

Он делит с ней радость и слезы, И так ее дни хороши, Что кажется - в шуме березы Есть что-то от русской души. 1920-1930 Всеволод Рождественский. Избранное. М., Л.: Художественная литература, 1965.

* * * Скользкий камень, а не пески. В зыбких рощах огни встают. Осторожные плавники Задевают щеки мои.

Подожди... Дай припомнить... Так! Это снится уже давно: Завернули в широкий флаг, И с ядром я пошел на дно.

Никогда еще ураган Не крутил этих мертвых мест,Сквозь зеленый полутуман Расплывается Южный Крест.

И, как рыба ночных морей, Как невиданный черный скат, Весь замотан в клубок снастей, Накрененный висит фрегат. 1920-1930 Всеволод Рождественский. Избранное. М., Л.: Художественная литература, 1965.

СОН На палубе разбойничьего брига Лежал я, истомленный лихорадкой, И пить просил. А белокурый юнга, Швырнув недопитой бутылкой в чайку, Легко переступил через меня.

Тяжелый полдень прожигал мне веки, Я жмурился от блеска желтых досок, Где быстро высыхала лужа крови, Которую мы не успели вымыть И отскоблить обломками ножа.

Неповоротливый и сладко-липкий, Язык заткнул меня, как пробка флягу, И тщетно я ловил хоть каплю влаги, Хоть слабое дыхание бананов, Летящее с "Проклятых островов".

Вчера как выволокли из каюты, Так и оставили лежать на баке. Гнилой сухарь сегодня бросил боцман И влил силком разбавленную виски В потрескавшуюся мою гортань.