* * *
Позабыт на мели, отлучён от родного простора,
Он не помнит былого, он имя утратил своё.
Где-то катит валы, где-то плещет холодное море,
Но ничто не проникнет в дремотное небытиё.
Океанской волною бездонной печали не взвиться.
Не прокрасться по палубам серой туманной тоске.
Не кричат у форштевня знакомые с бурями птицы:
Только жирные голуби роются в тёплом песке.
И лишь изредка, если всё небо в мерцающем свете,
Если чёрными крыльями машет ночная гроза,
Налетает суровый, порывистый северный ветер
И неистово свищет по мачтам, ища паруса.
И кричит кораблю он: «Такое ли с нами бывало!
Неужели тебе не припомнить страшнее беды?
За кормой, за кормой оставались летучие шквалы,
Уступали дорогу угрюмые вечные льды!..»
Но не слышит корабль, зарастающий медленной пылью.
Не тонуть ему в море — он гнить на мели обречён,
И беснуется ветер, и плачет в могучем бессилье,
Словно мёртвого друга, хватая его за плечо.
«Оживи! Я штормил, я жестоким бывал, своевольным.
Но ещё мы с тобой совершили не все чудеса!
Оживи! Для чего мне теперь океанские волны,
Если некого мчать, если некому дуть в паруса?!.»
Но не слышит корабль. И уходит гроза на рассвете.
И, слабея, стихающий вихрь всё же шепчет ему:
«Оживи!.. Я оттуда, я с моря, я северный ветер…
Я сниму тебя с мели… сниму… непременно сниму…»
* * *
Чернеет вода, клубится серый туман.
Под небом беззвёздным холодный спит океан.
Кроваво горит вдали последний закат.
Полгода спустя вернётся солнце назад.
Скользит его отблеск по краю вечного льда.
Клубится серый туман, чернеет вода.
С востока грядёт, наползая, кромешный мрак.
По океану неспешно плывёт гора.
Хрустальные грани хранят неслышимый звон.
Зелёные глыбы дробят багровый огонь.
Чудес не бывает и не было никогда,
Но чудится светоч живой под толщами льда.
И даже когда затянет ночь небосклон,
В прозрачной пещере будет гореть огонь.
И отблеск будет бежать по чёрной воде,
И кто-то направит корабль к далёкой звезде.
И будет ему светить надежды маяк,
Пока над головой не сомкнётся мрак,
И не приснится последний, волшебный сон
Про айсберг, в котором горел зелёный огонь.
Кубик из красной пластмассы
…А шуток у жизни полно, и особенно — грязных.
Лишь память порой от беды заслоняет крылом,
И мне вспоминается кубик из красной пластмассы,
Неведомо как и откуда попавший к нам в дом.
Дробились в таинственных гранях слои отражений,
И будничный мир обретал красоту миража.
Там всё подчинялось закону случайных движений,
Там солнечный блик по-иному на стенке дрожал…
Там всё было в точности так, как хотелось мальчишке:
Там Правда и Честь друг за друга стояли горой,
И новый финал получали печальные книжки,
Когда обнимался с друзьями спасённый герой.
Не нужен трамплин для полёта безгрешному детству,
И я без труда от обид и тревог улетал.
Смотрел я в глубины прозрачного красного плеса,
Как юный волшебник в магический смотрит кристалл.
Давно в волосах седина и на шкуре заплаты,
И сердце успело дубовой корой обрасти,
Но выдвинешь ящик стола — и опять, как когда-то,
К вселенным добра и чудес возникают мосты.
И кажется: вдруг мою жизнь, повернувшую косо,
На том берегу прочитает такой же малец,
И детской рукой, утираясь и хлюпая носом,
Припишет к несбывшейся сказке хороший конец…
Из сборника «Родная душа»
***
Железный старый пёс, могучая дворняга,
Он знает эту жизнь и вдоль и поперёк.
Бродяжничал, болел, под чьей-то дверью плакал…
Теперь в хозяйском джипе — заслуженный ездок.
Качается старик на кожаных подушках,
Глядит, как убегает дороги полоса.
Он был уже не юн, когда в собачью душу
Впервые заглянули те самые глаза.
Он ради них забыл дикарские повадки,
Ведь всех запретов стоил уютный новый дом,
И даже не страшна учебная площадка,
Где ватный человек размахивал ножом.
Дипломы на стене — как мастера картины,
Постигнуто такое, чему не научить:
Поджавши хвост бежал паскудный кобелина,
Неумным человеком натравленный в ночи.
А сколько было тех, кто миром разминуться
Предпочитал, для боя отваги не найдя!
На прожитую жизнь не стыдно оглянуться
Под говорок мотора, под мерный шум дождя.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу