Svetlana Maksimova - Вольному - воля

и широко

для дураков

и облаков…

Почвой соленой,

соленой водой

все опаленной,

все молодой

живу

и веками

на праздник сзываю.

Белый свой хлеб,

как белый свет,

двумя руками

ломаю

на семь ломтей радуги!

Сколько локтей!

Да не толкайтесь –

Радуйтесь

лучше!

На что, казалось,

мал мой лучик –

а всем досталось…

2

С детства богата была

я волей…

Степь вся бела, бела

от соли,

соли и пуха,

да не гагачьего –

местного, райского,

да от подшерстков

седых одуванчиков.

Все перебеливать,

переиначивать –

земли и воды,

слова и устои…

А небо…

А небо всегда золотое! –

и пред началом

и пред концом!

Кланяясь небу –

к земле припадаю лицом.

Кланяясь небу –

пробую землю на вкус.

Лакомый кус!

Ох, и накрыли застолье!

Белый свой хлеб

все делю я на доли –

Берите,

родимый

и

чужанин…

А белый мой хлеб

вовеки един!

3

…А до рожденья –

в рассветном хоре…

белый мой свет

на угоре,

на взморье

радугой прятал меня под полу.

Пенился луч

на девятом валу.

Я родилась…

Гости званые сели

и в молоко накрошили коржи…

Тяжкий мой труд,

и беда,

и веселье –

все называется праздником –

Жить…

Жить вопреки…

и во славу…

и вечно…

Скрытой до срока

в луче подвенечном –

Вот мое празднество!

Вечный мой труд!

Кликните аистов –

век начинается тут!

Море и степь –

праздничный хлеб…

Предание о сестре

Шла и дышала ближнему

каждому на ладонь…

Родненький, говоришь ему,

выведи на огонь!

Маются думой зябкою

там человек и зверь.

Что-то стряслось с хозяйкою –

в поле гуляет дверь,

в хате мешок катается

в угол да из угла…

А говорят красавица

ласковою была.

Гладила зверя дурочка,

а человек – ее…

Змейкой свернулась улочка,

тропка легла змеей.

И переплясом во поле

встретились слух с молвой.

И обменялись воплями,

будто бы брат с сестрой.

Плакали да пророчили

славу ей на ушко.

А над глухим урочищем

эхо росло: «Уж коль

все мы чужими стали, коль

каяться нету сил…

…Помнишь, была я маленькой –

ты мне волчат носил…»

Песня прощальная

Любимая, моего любимого,

Храни тебя, добрый люд.

Гордись, величайся ивою,

Когда обо мне поют,

О вербе, что не касается

Листами бегущих вод.

Храни тебя Бог, красавица.

Как песня моя идет

Тебе ни о чем не знающей,

Не ведающей обид.

Привет ты моих товарищей

В семействе своих ракит.

Они, ни о чем не ведая,

Подмены не разберут,

Хоть я прозываюсь вербою,

А ивой тебя зовут.

Не грустную, не прощальную

Тебе запоют они,

А гордую величальную.

А ты уж его храни.

Да не от несчастья мнимого,

От случая одного.

Любимая моего любимого,

Храни от меня его.

***

Меня покрыли белой шалью,

Она влачится возле пят

По голубому урожаю.

А свой праздник воскрешаю.

И зреют кнопочки опят

На чудотворном том баяне,

Где черноземными мехами

На три села растянут луг.

И в полнолунном воздыханьи

Растет девичий полукруг.

Я отвожу рукою правой

Цветок багряный на кайме

И выступаю белой павой,

Такой же белой, златоглавой,

Как та церквушка на холме.

Незагорелые колени

Волной захлестывает лен.

Во мне и пенье, и моленье,

И колокольный перестон.

Меня покрыли белой шалью –

Она спадает вверх и вниз,

Она за высью и за далью,

И бахромою дождь повис,

И Млечный Путь каймой качнулся –

И поддалася на искус я,

И шаль стянула на груди.

Под сердцем узел шевельнулся –

И сын под сердцем стал расти.

Колыбельная

памяти брата

У кладбища и у болота,

Где с лета сошла позолота.

И выцвели очи над сыном…

Ах, лето в окладе старинном…

Застонет осина сухая,

Замолвит о сыне другая

И ловит кукушку на слове,

А лето уже в изголовье.

По гиблым глухим овражкам

Спи крепко, моя пропажа,

Под тиной своей зеленой.

На согнутой, на поклонной,

В тиши отгнивали сучья

(А сумка в степи пастушья

Распахнута, непотребна,

А рядышком с ней сурепка…),

В тиши отгнивали корни

(А мятою лишь из горниц

Повеет в разгар поветрий…)

В тиши отгнивали ветви.

Баюкалась там колода: