Потом за дверью раздаются шаги, спокойные и неторопливые, хлопает дверь подъезда, и на меня неожиданно наваливается усталость. Я медленно оседаю на холодный паркет и тупо смотрю прямо перед собой. В легкой дымке перед глазами проплывают события сегодняшнего дня. Они начинают ускоряться, перемещаться, менять краски. Я с огромным трудом приподнимаюсь с пола, делаю несколько шагов, снимаю плащ по ходу движения и всей массой валюсь на постель.
Утром я просыпаюсь поздно, очень поздно. Долго лежу, уставившись в точку на потолке. Равномерная белизна потолка всегда успокаивает меня. Постепенно до меня доходит мысль, что сегодня первый рабочий день и что, наверное, меня уже хватились на службе. Но телефон молчит, и я еще долго лежу на кровати, перебирая в памяти воспоминания о вчерашнем дне.
Иду на кухню и завариваю кофе. Но почему же нет звонка. Для моего педантичного начальника это нетипично. Тогда звонить буду я.
Набираю знакомый номер. На другом конце провода трубку берет мой начальник.
– Добрый день! – стараюсь говорить я спокойно и уверенно.
– Добрый, – отвечает начальник, – с кем я говорю?
– Это я, Алекс, – сдавленно произношу я, на что-то еще надеясь.
– Алекс на службе, – произносит начальник своим обычным равнодушным тоном. – До свидания. – И кладет трубку на рычаг.
Некоторое время сижу в наступившей тишине, в голове ни одной мысли. Через пару минут в состоянии оцепенения я все же приподнимаюсь со стула и покидаю кухню.
Теперь каждое утро я наблюдаю из окна своей квартиры, как из арки нашего дома в одно и то же время появляется знакомая фигура в сером длинном плаще. Человек пересекает улицу и идет по тротуару до поворота. Там, через квартал, останавливается автобус, которым я обычно езжу на работу. Вот только одно мне не дает покоя – на улице последние несколько дней явно похолодало. Он же простудится. А я бы наутро надел серое пальто. Обязательно надел бы свое осеннее пальто.
* * *
Я знаю, зачем я родился
И в чем состоит мой удел:
Чтоб чьей-то душе пригодился
И чью-то мечту обогрел.
Чтоб сердце сияло и пело
И был я доволен судьбой,
Чтоб лучшую женщину смело
По жизни повел за собой.
Чтоб верил мечте, не остынув.
И вычерпал сердце до дна,
Чтоб вырастил дочку и сына,
Им русские дав имена.
Чтоб светлые чувства не прятал,
Ступая на отчий порог,
Чтоб помнил, что было когда-то,
Что в давние дни не сберег.
Чтоб сердцу доверясь всецело,
Я жил, отторгаем молвой…
Чтоб дерево жизни шумело,
Меня укрывая листвой.
* * *
Пускай на сердце давят годы,
Я буду петь, пока живой,
Под обновленным небосводом,
Под вешней, волглою листвой.
Я буду петь об отчем крае,
Где сны хранит зацветший сад,
О перелетной птичьей стае,
Что возвращается назад.
О материнском старом доме,
Где тишина грустит внутри,
О звездах, что в речном затоне
Спят молчаливо до зари.
О ветре, что гуляет в поле
Близ одинокого села,
О бесприютной русской доле,
Что и меня в полон взяла.
Я буду петь, и песнь печали
Вновь будет таять в вышине,
И песнь мою услышат дали,
Еще неведомые мне.
Там за рекой, где золотое поле
Внимает предрассветной тишине,
Живет мечта моя о лучшей доле
В сердцах людей, что помнят обо мне.
Там за рекой, куда уносит ветер
Лихое время юности моей,
Живое пламя раннего рассвета
Тревожит память невозвратных дней.
Там за рекой, где тают в поднебесье
Дымы и думы дальнего села,
Душа моя летит над редколесьем
Навстречу жизни, что давно прошла.
Там за рекой, где веет грусть забвенья,
Где я торил когда-то первый след,
Встает рассвет у тихого селенья,
И тает в дымке вечный лунный свет.
Встает рассвет в пустом седом просторе
Там за рекой, у отчего огня,
Где ветры века о грядущем спорят,
Где грусть берез, как прежде, ждет меня.
Догнал незнакомец, по виду чудак,
В руках нес терновую ветку.
Он вымолвил тихо: «Живешь ты не так,
Как надобно жить человеку».
Дохнули просторы прохладой земной,
Хоть не было ветра в помине.
Повел разговор незнакомец со мной,
Назвал невзначай мое имя.
Раздвинул рассвет потаенную даль.
Укрылись туманы в болоте…
Вздохнув, незнакомец печально сказал:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу