Который ищет смысла
В годах, утраченных навек», —
И улыбнулся кисло.
Сказал: «Любовь была всегда
Проверенным лекарством
От чувства ложного стыда,
Подобного мытарствам».
А напоследок он изрек:
«Кто первым ради шкуры
Не камень бросил – матерок,
Тот стал творцом культуры!»
…Вчера за рюмкой беспечальной
Вдруг вспомнил – Господи, прости! —
Как в молодости бегал к чайной —
Подраться, душу отвести.
Ее романы о Клодине
Сегодня смотрятся уже,
Как травы дивные во льдине,
Как манекены неглиже.
С улыбкой Габриель Коллет
Произнесла на склоне лет:
«Приходят разные мужчины,
Уходят в разные концы, —
На сердце – ни одной морщины,
На сердце – старые рубцы.
Жизнь – удивительная штука!
Уже прошла вторая треть.
Мы часто видели друг друга,
Но не успели разглядеть».
А если так распорядиться:
Безотлагательно, сейчас
В глаза вглядеться и влюбиться
В последний раз!
* * *
Кто за любовь небесную в ответе,
Тому уже не до земных потерь.
Мои стихи, как маленькие дети,
Остались беспризорными теперь.
Когда они в отечестве суровом
Ворот своих и крова не найдут —
Не оттолкни, согрей сердечным словом,
Они с тобой побудут – и уйдут.
И скажу я им прямо:
Елены не выдам…
Гомер «Илиада»,
Песнь седьмая, 362-й стих
Ты о чем задумалась, Елена:
Или нам не вырваться из плена,
Или мы в благословенной Трое
Больше не античные герои?
Мне уже не холодно, не жарко
Оттого, что пепелище жалко.
Жалко не пенаты, не скрижали, —
Жалко звезды до последней жали, —
Целые созвездия распались
С той поры, как мы поцеловались.
* * *
На удивленье окрестного люда
Старшим лудильщиком смены ночной
Было сработано странное блюдо
С небо померкшее величиной.
Землю покрыло оно в одночасье.
И возмутился содеянным люд:
«Слушай, лудильщик, виновник несчастья,
Ты нам в своих ухищреньях не люб!»
«Темень вокруг наступила такая,
Что облака посбивались с пути,
Парни, избранниц своих окликая,
Верных тропинок не могут найти!»
Мастер ответил: «Уж больно вы строги.
Я не закончил работы своей.
Что вы спешите? Вот вызреют сроки,
Время наступит – и станет светлей».
Взял молоток и саженные гвозди,
Накрепко блюдо прибил к небесам:
«Вот вам, заблудшие, ясные звезды,
Если соскучились по чудесам!»
Люди, друг друга за дерзость ругая,
Свету дивились тому без конца:
«Боже ты мой, красотища какая!» —
И за твореньем забыли творца.
Случай, можно сказать, эпохальный: к Алексею Романовичу Коромыслову соизволила зайти в кабинет Ксения Донская – девица видная, сексопильная, из тех кто сразу привораживает взгляд и кого завистливо именуют «телками». Она жила поблизости от их строительной проектной конторы, неизвестно чем занималась и частенько наведывалась к своей подруге секретарше Эльвире – выпить чаю, обсудить очередные модные прикиды. В приемной Коромыслов видел ее несколько раз, вежливо здоровался и про себя восторгался: какой умопомрачительный кадр! Все при ней – и высокая грудь в волнующем разрезе короткой блузки, и фигура, как бы нарочно созданная для ночных элитных тусовок, и точеные ножки в ажурных прозрачных чулках. Боже мой, есть же такие экземпляры. Броской внешностью – телевизионная гламурная писательница, но в узкий круг «избранных», по всему видно, не допущена. Прозябает в «низах», хотя душой рвется наверх, страдая от кастовой замкнутости богатых.
Коромыслов сочувствовал ей и грустно размышлял о сложности мира. Для него эта девица недоступна и далека, как ясная холодная луна в небесах, а для нее так же недоступен и далек какой-нибудь арабский шейх или английский принц. Нет справедливого равновесия, счастья и правды на земле, но, как писал Пушкин, нет правды и выше. И оттого бедный Алексей Романович обреченно маялся в одиночестве, отгоняя всякую мысль о прекрасной даме. Не по Сеньке шапка.
Все же по духу он был советский оптимист и утешал себя тем, что ему особо не стоит гневаться на судьбу. Когда из-за хронической нищеты от него ушла жена к менеджеру торговой фирмы, вдруг и перед ним забрезжил свет. По знакомству он устроился инженером в эту самую проектную контору и впервые за долгие годы обнаружил внушительную сумму в кармане. Не то что разбогател, но приблизился к среднему классу клерков. Алексей Романович будто сбросил с плеч гнетущий груз безденежья, помолодел, приоделся, обул востроносые туфли и каждый месяц стал ходить в парикмахерскую. Делал себе короткую стрижку, с намеком под руководителя конторы, непременно душился, а дома ублажал тело туалетной водой, вспрыскивал французским лосьоном желтоватые волосы, редеющие на лбу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу