Моя семья — твоя семья,
Мои друзья — твои друзья,
У нас в стране муж и жена равны.
Как хорошо, что мы с тобой
Не встретились порой младой,
Поскольку были б щас разведены.
Итак, я подвожу итог:
Все хорошо, что было в срок,
И хорошо бы это не забыть.
Но лишь такая есть печаль:
Ужасно хочется мычать,
Поскольку ходишь сам вокруг избы.
27 сентября 1980
Нас везут в медсанбат, двух почти что калек,
Выполнявших приказ не совсем осторожно.
Я намерен еще протянуть пару лет,
Если это, конечно, в природе возможно.
Мой товарищ лежит и клянет шепотком
Агрессивные страны, нейтральные — тоже.
Я ж на чутких врачей уповаю тайком,
Если это, конечно, в природе возможно.
Перед нами в снегах лесотундра лежит,
Медицинская лошадь бредет осторожно.
Я надеюсь еще на счастливую жизнь,
Если это, конечно, в природе возможно.
Так и еду я к вам в этих грустных санях.
Что же вас попросить, чтоб вам было несложно?
Я хочу, чтобы вы не забыли меня,
Если это, конечно, в природе возможно.
22 октября 1980
«Мы вышли из зоны циклона…»
Мы вышли из зоны циклона,
Из своры штормов и дождей.
У всех появилась законно
Одна из бессмертных идей:
Граненых стаканов касанье —
Как славно, друзья, уцелеть!
Оставил циклон на прощанье
Лишь вмятину в правой скуле.
Он наши машины проверил,
И души, злодей, закружил,
И каждую нашу потерю
Из вороха лжи обнажил.
Порядок серьезно нарушив,
Сидим мы всю ночь напролет,
Поскольку спасти наши души
Никто, кроме нас, не придет.
И с нами в моряцкой одежде,
Суровых мужчин посреди,
Добрейшая дама — Надежда,
Как все, со стаканом сидит.
Не вписана в роль судовую,
Паек здесь имеет и кров,
Ведя свою жизнь трудовую
Среди в основном моряков.
Так с песнями мы отдыхаем,
Глаголу рассудка не вняв.
Заплачет четвертый механик,
Надежду за талью обняв,
И, вилку стальную калеча,
В любовь нас свою посвятит,
И, чтоб описать эти речи,
Не можно и буквы найти.
Не скрою, и я, дорогая,
Не в меру был весел тогда,
Когда поживал, полагая,
Что ты — не такая беда,
Что вольным плыву кочегаром,
Семь бед оставляя вдали,
Слегка задевая гитарой
За меридианы Земли.
Рассвет, на красивости падкий,
Встает перед днем трудовым.
Друзья мои в полном порядке,
Храпят по каютам своим.
Циклон удалился на сушу,
Оставив пейзаж на столе,
И спиртом промытые души,
И вмятину в правой скуле.
10 декабря 1980 Переделкино
ЛЮСИ,
или «Вставайте, граф» — двадцать лет спустя
Он поздно проснулся, нашел сигарету
И комнату видел сквозь сон:
Губною помадой на старой газете
Написан ее телефон,
И блюдце с горою вечерних окурков,
Стакан с недопитым вином,
И ночи прожитой облезлая шкурка,
И микрорайон за окном.
Итак, моя дорогая Люси,
Шанс на любовь свою не упусти.
Жить только болью, только любовью!
Все остальное — такси.
За рубль пятьдесят, дорогая Люси.
Потом он печально и неторопливо
Убрал все ночные следы
И даже отмыл след раздавленной сливы
Стаканом горячей воды.
Потом, в довершение к общим печалям,
Он вспомнил жену невзначай.
Потом позвонили и в трубке молчали,
Но он-то ведь знал, кто молчал.
Итак, моя дорогая Люси,
Шанс на любовь свою не упусти.
Жить только болью, только любовью!
Все остальное — такси.
За два рубля, дорогая Люси.
Потом он прошелся на фоне заката
И в парке попал в темноту,
Где молча держали за тальи солдаты
Больших учениц ПэТэУ,
Где в пасти эстрады туркмен в тюбетейке
На скрипке играл Дебюсси,
Где мы целовались с тобой на скамейке,
О, моя дорогая Люси.
Он глянул на нас, пробираясь на ощупь
В лесу своей темной тоски,
Подумав про нас, что счастливыми, в общем,
Бывают одни дураки.
Причислив себя неожиданно к умным,
Он тут же воскликнул: «Осел!» —
Поскольку еще сохранился в нем юмор,
А значит, пропало не все.
Итак, моя дорогая Люси,
Шанс на любовь свою не упусти.
Жить только болью, только любовью!
Все остальное — такси.
За два пятьдесят, дорогая Люси.
Он твердо решил, что начнет в понедельник
Свою настоящую жизнь:
Зарядка, работа, презрение к деньгам,
Отсутствие всяческой лжи.
Но он-то пока пребывал в воскресенье
И чувствовал влажной спиной:
Эпоха непрухи, звезда невезенья
Работают и в выходной.
Читать дальше