Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в одном томе

Я даже на колени встал,
Я к тазу лбом прижался;
Я требовал и угрожал,
Молил и унижался.

Но туже затянули жгут,
Вон вижу я — спиртовку жгут,
Все рыжую чертовку ждут
С волосяным кнутом.
Где-где, а тут свое возьмут!
А я гадаю, старый шут:
Когда же раскаленный прут —
Сейчас или потом?

Шабáш калился и лысел,
Пот лился горячо, —
Раздался звон — и ворон сел
На белое плечо.

И ворон крикнул: «Nevermore!» —
Проворен он и прыток, —
Напоминает: прямо в морг
Выходит зал для пыток.

Я слабо подымаю хвост,
Хотя для них я глуп и прост:
«Эй! За пристрастный ваш допрос
Придется отвечать!
Вы, как вас там по именам, —
Вернулись к старым временам!
Но протокол допроса нам
Обязаны давать!»

И я через плечо кошу
На писанину ту:
«Я это вам не подпишу,
Покуда не прочту!»

Мне чья-то желтая спина
Ответила бесстрастно:
«А ваша подпись не нужна —
Нам без нее все ясно».

«Сестренка, милая, не трусь —
Я не смолчу, я не утрусь,
От протокола отопрусь
При встрече с адвокатом!
Я ничего им не сказал,
Ни на кого не показал, —
Скажите всем, кого я знал:
Я им остался братом!»

Он молвил, подведя черту:
Читай, мол, и остынь!
Я впился в писанину ту,
А там — одна латынь…

В глазах — круги, в мозгу — нули, —
Прокл я тый страх, исчезни:
Они же просто завели
Историю болезни!

На стене висели в рамках бородатые мужчины —
Все в очечках на цепочках, по-народному — в пенсне, —
Все они открыли что-то, все придумали вакцины,
Так что если я не умер — это все по их вине.

Мне сказали: «Вы больны», —
И меня заколотило,
Но сердечное светило
Улыбнулось со стены, —

Здесь не камера — палата,
Здесь не нары, а скамья,
Не подследственный, ребята,
А исследуемый я!

И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то, —
Подмахну давай, не глядя, медицинский протокол!
Мне приятен Склифосовский, основатель института,
Мне знаком товарищ Боткин — он желтуху изобрел.

В положении моем
Лишь чудак права качает:
Доктор, если осерчает,
Так упрячет в «желтый дом».

Все зависит в доме оном
От тебя от самого:
Хочешь — можешь стать Буденным,
Хочешь — лошадью его!

У меня мозги за разум не заходят — верьте слову, —
Задаю вопрос с намеком, то есть лезу на скандал:
«Если б Кащенко, к примеру, лег лечиться к Пирогову —
Пирогов бы без причины резать Кащенку не стал…»

Доктор мой не лыком шит —
Он хитер и осторожен:
«Да, вы правы, но возможен
Ход обратный», — говорит.

Вот палата на пять коек,
Вот профессор входит в дверь —
Тычет пальцем: «Параноик», —
И пойди его проверь!

Хорошо, что вас, светила, всех повесили на стенку —
Я за вами, дорогие, как за каменной стеной:
На Вишневского надеюсь, уповаю на Бурденку, —
Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной!

Род мой крепкий — весь в меня, —
Правда, прадед был незрячий;
Шурин мой — белогорячий,
Но ведь шурин — не родня!

«Доктор, мы здесь с глазу нá глаз —
Отвечай же мне, будь скор:
Или будет мне диагноз,
Или будет приговор?»

И врачи, и санитары, и светила все смутились,
Заоконное светило закатилось за спиной,
И очечки на цепочке как бы влагою покрылись,
У отца желтухи щечки вдруг покрылись белизной.

И нависло остриё,
И поежилась бумага, —
Доктор действовал во благо,
Жалко — благо не мое, —

Но не лист перо стальное —
Грудь пронзило как стилет:
Мой диагноз — паранойя,
Это значит — пара лет!

Вдруг словно канули во мрак
Портреты и врачи,
Жар от меня струился, как
От доменной печи.

Я злую ловкость ощутил —
Пошел как на таран, —
И фельдшер еле защитил
Рентгеновский экран.

И — горлом кровь, и не уймешь —
Залью хоть всю Россию, —
И — крик: «На стол его, под нож!
Наркоз! Анестезию!»

Мне обложили шею льдом —
Спешат, рубаху рвут, —
Я ухмыляюсь красным ртом,
Как на манеже шут.

Я сам кричу себе: «Трави! —
И напрягаю грудь. —
В твоей запекшейся крови
Увязнет кто-нибудь!»