Неповторима и моя любовь,
И наша боль – с надеждой и мольбою,
Когда он в сердце оживает вновь,
«Великий город с областной судьбою…»
1990
Кто-то надеется жить
Долго… И дай-то Бог.
А мне бы лишь одолжить
У Времени малый срок.
Чтобы успеть сказать
Другу, что он мне мил.
Да еще показать
Внукам зеленый мир.
Да, может быть, повидать
Деревню Старый Погост,
Где юной была моя мать,
Где с травами шел я в рост.
Где батя учил добру,
Скворечник к сосне крепя.
Я в поле ромашки рву,
Похожие на тебя.
Есть просьба еще одна.
О, если б помочь я мог,
Чтоб ожила страна,
Которую проклял Бог.
1991
«Как тебе сейчас живется?..»
Как тебе сейчас живется?
Ты все так же молода?
Между нами мили, версты,
Километры и года.
Между нами – наша юность.
И прощальные полдня…
Ты мне грустно улыбнулась,
Чтоб поплакать без меня.
Жизнь ушла и воротилась
Вещим сном наедине…
Оказала ты мне милость
Тем, что помнишь обо мне.
Значит, все-таки любила,
Потому что в те года
Все у нас впервые было.
Только жаль – не навсегда.
Как тебе теперь живется?
Предсказал ли встречу Грин?
Повторяются ли весны,
Те, что мы не повторим?
1998
«Я теперь озвучиваю «Вести»…»
Я теперь озвучиваю «Вести»
И для текстов приобрел тетрадь.
Но мое лицо и голос
Вместе
«Вести» не желают совмещать.
Стал и я поденщиком безликим,
Уступив свой авторский экран
Всяким шоу да убогим клипам
Вперемешку с пошлостью реклам.
Как сказал один чиновник важный —
Ни заслуги, ни авторитет
Не помогут, ежели однажды
Лихачи столкнут тебя в кювет…
И страна, любившая поэтов,
Правду говоривших ей в глаза,
Немоты пророческой отведав,
Позабудет наши голоса.
1997
За вами должность, а за мною имя.
Сослав меня в почетную безвестность,
Не справитесь вы с книгами моими, —
Я всё равно в читателях воскресну.
Но вам такая доля не досталась.
И как сказал про вас великий критик, —
Посредственность опасней, чем бездарность.
А почему – у классика прочтите.
Кайфуйте дальше – благо, кайф оплачен.
Он вам теперь по должности положен.
Но только не пытайтесь что-то значить —
Чем в лужу сесть, сидите тихо в ложе.
1999
Я на выборах проиграл.
Я посредственность не осилил.
Но она-то и правит бал,
Прибирает к рукам Россию.
Мне казалось – в родном краю
Непременно я должен выиграть.
Ведь любую строку мою
Земляки могут брать в эпиграф.
Убеждали меня друзья —
Что политика выйдет боком,
Что себе изменять нельзя.
Ты – поэт. Значит, избран Богом.
В эти серые времена,
Может быть, для кого-то радость,
Что в почете не имена,
А безликая заурядность.
1995
В Мозамбике в просторном посольском саду
Посадили росток от березовой грусти.
И под солнцем чужим набирал высоту,
Словно к дому тянулся,
Тот маленький прутик.
Поливали его, от жары берегли.
И однажды под осень,
В средине апреля,
В память русской весны,
В честь родимой земли
Появилась на прутике первая зелень.
И теперь, когда осень спешит в Мозамбик,
Через желтые листья березы российской
Пробивается зелени тихий родник,
И далекое снова становится близко…
Это память России в березе живет.
И, быть может, ей слышатся майские грозы.
Потому она осенью грустно цветет,
И текут по стволу запоздалые слезы.
Матери солдат, воюющих в Чечне,
Всё еще надеются на чудо.
И в тревоге ждут вестей оттуда.
И свои проклятья шлют войне.
Те, кто могут, едут на войну,
Чтобы вырвать сыновей из ада.
Власть считает – все идет как надо,
Лишь бы на себя не брать вину.
Но позора этого не смыть,
Не сокрыть его верховной ложью.
Материнский суд, что кара Божья,
Не позволит ничего забыть.
1995
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу