Ярослав Смеляков - Стихотворения и поэмы

Я уйду.
А то мне страшно.
Звери дохнут, птицы мрут.
День сегодняшний вчерашним,
вероятно, назовут.

Птичка вежливо присела.
Девка вымыла лицо.
Девка тапочки надела
и выходит на крыльцо.

Перед ней гуляет старый
беспартийный инвалид.
При содействии гитары
он о страсти говорит:
мол, дозвольте
к вам несмело
обратиться. Потому
девка кофточку надела,
с девки кофточку сниму.
И она уйдет под звезды
за мечтателем,
за ним,
недостаточно серьезным
и сравнительно седым.

Ты глядишь в окно. И еле
принимаешь этот мир.
Техник тащится с портфелем,
спит усталый командир.

Мальчик бегает за кошкой.
И, не принимая мер,
над разваренной картошкой
дремлет милиционер.
Ветер дует от Ростова.
Дни над городом идут…

Листья падают —
и снова
неожиданно растут.

Что ты скажешь, умирая,
и кого ты позовешь?
Будет дождь в начале мая,
в середине мая дождь.

Будто смерть,
подходит дрема.

Первосортного литья
голубые ядра грома
над республикой летят.

Смерть.
В глазах твоих раскосых
желтые тела собак,
птицы,
девочка,
колеса,
дым,
весна.
И папироса
у шарманщика в зубах.
И рука твоя темнеет.
И ужасен синий лик.
Жизнь окончена.
Над нею
управдом и гробовщик.

А у нас иные виды
и другой порядок дней —
у меня,
у инвалида
и у девочки моей.

Мы несем любовь и злобу,
строим, ладим и идем.
Выйдет срок —
и от хворобы
на цветах и на сугробах,
на строительстве умрем.

И холодной песни вместо
перед нами проплывут
тихие шаги оркестра
имени ОГПУ.

Загремят о счастье трубы.
Критик речь произнесет.
У девчонки дрогнут губы,
но девчонка не умрет.

И останутся в поверьях
люди славы и труда,
понимавшие деревья,
строившие города,
поднимавшие железо,
лес
и звезды топоров
против черного обреза
нерасстрелянных врагов.

И другие,
сдвинув брови,
продолжают строить дом.
Мы спокойно, как герои,
как товарищи, уйдем.

Мальчики стоят за нами,
юноши идут вперед.
Нами сотканное знамя
у распахнутых ворот.

Только мы пока живые
и работаем пока.
И над нами дождевые
пролетают облака.

И над крышами Арбата,
над могилою твоей
перманентные квадраты
снега,
града и дождей.

Уже замерзают лужи.
Уже из бидонов молочниц
в кастрюли и кринки
льется
хрустящее молоко.

Уже замерзают зори.
Уже на покатых крышах
лежит настоящий,
нежный
ноябрьский холодок.

Ты спишь, моя дорогая.
И книжка про радиатор,
про смазку и про дороги
валяется на ковре.

Ты спишь, поджимая губы.
Какие большие ресницы!
Какое большое солнце
барахтается в окне!

Мне грустно, что я не помню,
как ты иногда смеешься,
что я никогда не слышал,
не видел,
не знал тебя.

А может быть, мы встречались
в каком-нибудь переулке,
тряслись на одном трамвае,
сидели в одном кино.

И ты на меня смотрела
сиреневыми глазами.
И я тебя не заметил,
не вспомнил, не угадал.

Я всё понимаю.
Просто
меня увлекает зависть.
Герой мой,
он очень счастлив.
Ему девятнадцать лет.

Он думает и смеется,
работает и гуляет,
целует своих девчонок
почти что у всех ворот.

Сейчас он стоит и свищет
какую-то глупую песню.
И звезды стоят,
как будто
прикреплены к нему.

Ты спишь, моя дорогая,
работаешь в институте,
глотаешь горячий завтрак.
Ну как я тебя найду?

Мне выпало счастье — шляться
по следу моих героев,
устраивать им свиданья,
раскрашивать небеса.

Они приезжают в город
с подругами и вещами.
Толкаются на перронах,
тупеют в очередях,
робеют перед машиной.
Но я их беру в работу
и длинными вечерами
учу понимать страну.

Мне некогда. Я замучен
нагрузками и работой,
я только случайно вспомнил
про то, что забыл тебя.

Не надо,
не обижайся.
Уже замерзают зори.
Я лучше возьму папиросу,
а ты просыпайся.
Пора!