Ярослав Смеляков - Стихотворения и поэмы

Но старуха непрестанно
всё идет, шепча невнятно,
как волна по океану,
то туда, а то обратно.

Этот путь и эти сроки,
эти тихие деянья
не похожи ли на строки
легендарного сказанья!

Армии еще есть
и, наверное, будут,
но у ракет
нет
и не будет
жесткого и трепетного
живого хвоста,
и у танков
не вырастут
конские гривы.

Кавалерия!
ты отслужила свой срок.
Но нельзя же
расстаться с тобою безмолвно
и позволить, чтоб ты незаметно
ушла.

На гремящих тачанках
везла ты грядущее наше,
на клинках беспощадных
ты ветер свободы несла.

Кони, павшие в битвах,
простите своих конармейцев,
тех, что, руки раскинув,
валились из седел ничком.
Кони, павшие в сечах,
простите героев за то, что
не всегда они
сено умели для вас находить.

Кони! Павшие кони!
Простите нам то, что от пастбищ
в дни войны
вам пришлось
на фашистские танки идти.

Ваши всадники
сами
летели навстречу металлу;
в исторических седлах
вы красные души несли.

Впрочем, вряд ли известно вам,
кони,
что такое душа.

Мы простились.
Уходит со сцены
кавалерия наша,
королева гражданской войны.

Мы простились с тобой.
Но ты врублена шашкой навеки
в нашу память и книги
и в блещущий вечный гранит.

По весенним ночам
оживают бумага и камень,
со страниц и кладбищ
воскрешенное ржанье звучит.

Бьют копытами кони,
почуяв отталую землю,
рвутся в поле…
Им хочется
мирную землю пахать.

Навеки проклят королевский строй,
нет красоты в короне золотой, —
зачем же ты в своем стихотворенье
сравнил Аркыт с короной, сверстник мой?

Зеленый шум его ветвистых крон
живей и чище всяческих корон.
Мой милый край, наш край высокогорный
из соловьев и листьев сотворен.

И ханы, и цари, и короли
в небытие бесславное ушли,
а ты опять цветешь, благоухая,
лесная сказка неба и земли.

Ты словно свадьба вешняя, Аркыт,
ты всем, прекрасен и для всех открыт.
Трель соловьев твоих, не умолкая,
в моей душе магически звучит.

Мне по сердцу твой лиственный наряд,
естественней, чем он, — найдешь навряд.
Чужды тебе и золото, и пурпур,
продажный блеск покоев и палат.

Твой утренний стремительный ручей
журчит, как песня, в памяти моей.
Я не отдам одной зеленой ветки
за одеянья ханов и царей.

Не за бумагой и столом —
Я лириком в то время стал,
Когда взрывчаткой и кайлом
В горах дорогу пробивал.

Пусть о влюбленных день и ночь
Поэты-лирики поют,
А для меня в любом труде
Любовь и лирика живут.

Живи же, лирика моя,
Не угасай, не умирай
И вечным пламенем своим
Сердца и души согревай.

Могучий дуб, ты прожил семь веков
под сенью проходящих облаков.

Но до сих пор, как в ранние года,
твоя листва шумна и молода.

Случилось мне войти в счастливый день
под эту историческую тень.

Шумит его былинная листва,
как будто бы старинные слова,

и прошлые событья наяву
мне светятся сквозь вечную листву.

Я слушаю его рассказ о том,
как он служил Хмельницкому шатром,

как мчались в битву, выдернув клинки,
чубатые казацкие полки.

Семи столетий ты свидетель был
и ничего на свете не забыл.

Недвижный сторож неба и земли,
перед тобой столетья протекли.

Осталось семь столетий позади
с тех пор, как жил великий Саади.

Здесь расстилался утренний туман,
а там в те дни писался «Гулистан».

Могучий дуб, свидетель тех времен,
ты в будущее время устремлен.

Семьсот метельных приднепровских зим,
и всё же ты остался молодым.

Живи, шуми. И этот братский край
своим зеленым шумом украшай!