Шота Руставели - Витязь в барсовой шкуре

Обнимает Фатьму дева. Нежно, словно звук напева,
Говорит она без гнева: «В сердце было много слез,
В сердце ночь была бурунна. Но теперь я полнолунна.
Солнце светит многострунно. Роза — вот, и где мороз?»

Медлит Царь Морей неделю. Благодарен Тариэлю.
Свадьбе час, любви и хмелю. Счет даров — как россыпь звезд.
Блещет злато с самоцветом. По златым они монетам
Как по праху ходят светом. Золотой до счастья мост.

Кучей там парча с шелками. С гиацинтами-камнями,
Тариэлю словно в храме, злат-венец дарует он.
Гиацинты золотисты, в них сияет пламень чистый.
Также царственно-лучистый, вырезной дарит он трон.

И покров, где все румяно, — свет-рубины Бадахшана,
Гиацинтов алых рана, — он подносит Нэстан-Джар.
Дева с юношей, сияя, как гроза там молодая.
Взглянет кто на них, — мечтая, новой страсти в нем пожар.

Автандилу дар богатый и Фридону жемчуг-скаты,
И седло с красой несмятой; и отличный в беге конь.
И плащи, горят огнями, небывалыми камнями.
Молвят: «Ты восхвален нами. Будь богатым как огонь».

Тариэль благодаренье красит ласкою реченья:
«Царь, полны мы наслажденья: мы увидели царя.
Ты несложно царь всесильный. И дары твои обильны.
И сюда дороги пыльны, но мы шли к тебе не зря».

Царь Морей, ответом ясным, молвит: «Лев с лицом прекрасным.
Смелый, жизнь твоим подвластным, убиватель нежный тех,
Что с тобой живут в разлуке, — к звуку счастья где есть звуки,
Как ответ? Я буду в муке: без тебя — и без утех».

Тариэля к Фатьме слово — как от брата дорогого:
«Долг велик, сестра. Такого долга — что придет под стать?
Пышность каджи, клад до клада, все твое, тебе для взгляда.
Ничего мне здесь не надо, и не буду продавать».

Фатьма кланяется низко. «Кто с тобой, властитель, близко,
Хоть не лик твой василиска, но в огне он сам не свой.
Я с тобой во власти чуда. Но, когда уйдешь отсюда,
Что я буду? Пепла груда. Горе тем, кто не с тобой».

Губы жемчуг расцвечали, — два лучистые в печали
ДоЦаря Морей сказали: «Без тебя нам трудно быть.
Уж не будем забавляться, звуком арфы опьяняться,
В громкой музыке встречаться. Но дозволь теперь отплыть.

Будь отец нам, наш родитель. Дома нашего строитель.
И корабль нам дай, властитель». Царь ответил: «Что не дам?
Сердце ваше успокою. Буду сам для вас землею.
Коль спешишь, сейчас устрою, сильный, путь-дорогу вам».

И корабль к дороге дальней снаряжает царь печальный,
Наступает миг прощальный. Тариэль — среди зыбей.
Те, объятые скорбями, бьются оземь головами,
Фатьма слезы льет ручьями, умножая глубь морей.

Побратимы, эти трое, поле все прошли морское.
Слово данное — живое. Клятва их подтверждена.
Отдыхают их доспехи. Им пристали — песни, смехи.
Светы губ горят в утехе, и кристальность в них ясна.

Весть Асмат идет благая. И в дома вождей другая.
Тех, что, в битве выступая, за Фридоном мчались в бой.
«Он сюда приносит светы, да сияют все планеты.
Будем ныне мы согреты, отдохнем от стужи злой».

Солнце в светлом паланкине. Путь проходит по равнине.
Уж конец пришел кручине. В них веселие детей.
В край пришли они Фридона. Все цветисто и зелено.
Их родное манит лоно. Слово песни — свет лучей.

Их встречают дружным хором. И Асмат, блестя убором,
Приковалась нежным взором к солнцу, Нэстан-Дарэджан.
Утешенье им друг в друге. Кончен долгий путь услуги.
Два цветка в цветистом круге. Миг свиданья верным дан.

И целует, обнимая, Нэстан-Джар ее златая. Молвит:
«Сколько тьмы и зла я принесла моей родной.
Скорбь была неравномерна. Но и благ господь безмерно.
Если сердце беспримерно, где награды взять такой?»

Говорит Асмат: «Хваленья всеблагому. Разуменье
Зрит, что было в тьме стесненья. Роза тут и жемчуга.
Жизнь иль смерть — мне все едино. Над картинами картина.
Если любит господина сердцем преданным слуга».

Возглашает строй сановных: «Коль в решениях верховных
Бог дарует дней любовных, так восхвалим же его.
Мы в кострах огней сгорали, лик явил он, нет печали.
Стали близью наши дали. Воскресил он, что мертво».

Целованья и объятья. Царь сказал им: «Ваши братья
Были жертвой. Восхвалять я буду смелых каждый час.
В вечном — жизнь за сновиденьем. С вышним слитый единеньем,
Лик их светит озареньем, лучевым в сто двадцать раз.