Шота Руставели - Витязь в барсовой шкуре

Радость пира свет-картина. Ласков лик у властелина.
Любит витязя как сына. И на свежие снега
Нежно падают снежинки, и на розе дрожь росинки.
Но обильней, чем слезинки, рассыпает жемчуга.

Пили, ели, упивались. Гости хмельные расстались.
Лишь сановные остались, внемлют витязю кругом.
Он к царю, на вопрошанья, говорит про испытанья,
Также все, что в днях скитанья он узнал о странном том.

«Не дивись, что, повествуя, много раз о нем вздохну я.
С солнцем смелого сравню я, с солнцем в зыби облаков.
На него едва кто глянет, без ума сейчас же станет.
Ах, далеко он, и вянет, диво-роза средь шипов.

Если рок сразит обманом, и откроет сердце ранам,
Станет здесь кристалл шафраном, и терновником тростник».
Щеки тут у Автандила влага грусти оросила.
Рассказал он все, как было, как к безумцу он проник.

«Там, где дэви обитали, пребывает он в печали.
Верность девы, в этой дали, служит витязю в скорбях.
В шкуру барсову одетый, бархат, золото и светы
Презирает, — лишь согретый в пожирающих огнях».

Вот, предмет для тоскованья, кончил он повествованье.
К зорям нежного сиянья, взор его стремится к ней.
Силу рук его хвалили. Дивовались грустной были.
«Дни тебя не истребили, — истребитель ты скорбей».

Тинатин в вестях услада. Есть и пить сегодня рада.
Пленник принял ласку взгляда. Он вошел в ее покой.
Путь тревожный был не вечен. Он приязным словом встречен,
Солнцеликою отмечен. Полон радости живой.

Витязь горд, горит очами, полон нежными речами.
Лев, бродил в полях он с львами, и утратил цвет лица,
Был он витязем единым, драгоценнейшим рубином,
Встретил сердце сердцем львиным, только так живут сердца.

Село солнце на престоле. Цвет алоэ в нежной холе.
Юный стебель в райской воле. Окропил его Ефрат.
Брови дугами подъяты. И волос блестят агаты.
Я б афинян — там богаты красноречьем — слушать рад.

Сам хвалю — и не умею. На скамье он сел пред нею,
Пред владычицей своею. Люб им стройный разговор.
Говорят они красиво. Их беседа так учтива.
«Встретив беды терпеливо, ты не тщетно шел в простор?»

Он ответил: «Коль хотенье знает счастье достиженья,
Говорить про огорченье — вспоминать о дне, что был.
Мною найден тополь дальный, что омыт рекой кристальной.
Роза — лик его печальный, цвет он, вянущий без сил.

Кипарисом тонкостенным, в тоскованьи непрестанном,
Он во сне каком-то странном. Потерял он свой хрусталь.
Нет пути соединенья. В пытке вечной он горенья.
Вместе с ним терплю мученья, и о нем моя печаль».

Рассказал он все печали, что его повсюду ждали
В дни скитаний в чужедали. Рассказал, как бог судил,
Чтоб нашел, чего искал он. «Жизнь и мир, все отвергал он,
Средь зверей, средь диких скал он — словно тень среди могил.

Не проси, чтобы хваленья я сказал для разуменья
Ворожащего виденья. Глянь — ив мире лучше нет.
Смотришь, нет, не цвет шафрана, — роза, пусть и не румяна.
И фиалки средь тумана, в целый свяжешь их букет».

Все, что знал, сказал подробно. Как Асмат в скорбях беззлобна.
«Барсу дикому подобно, ходит он, и след за ним.
Свет его лишь сумрак серый. Дом его лишь глубь пещеры.
Там страдает он без меры. Жизнью каждый здесь томим».

Услыхав повествованье, дева молвила: «Желанье
Сердца — вот». И в ней сиянье. Полнолунная она.
Возвещает: «Как привечу? Как на зов такой отвечу?
Чем, такую ведав сечу, рана будет смягчена?»

Отвечал: «Того нам трудно знать в ком сердце безрассудно.
Мы страдаем обоюдно. Хочет он гореть борьбой.
Не его в том назначенье. Обещал я возвращенье.
На себя принять лишенья. Солнце, клялся я тобой.

Хоть бы тяжкие услуги, другу помощь только в друге.
Сердце — сердцу. Через вьюги верный путь и мост любовь.
Но печаль ложится дымом — видеть грусть в лице любимом.
Снова быть судьбой гонимым, по тебе томиться вновь!

Без него ничто отрада. В самом счастьи капли яда».
«Все, что сердцу было надо», — нить ведет она словам. —
Найдена тобой утрата. И любовь твоя не смята.
Цвет в ней, полный аромата. Сердцу я нашла бальзам.

Как природе, нам знакомы — солнце светлое и громы.
То мы к радости влекомы, то бывает сердцу жаль.
В небе нет грозы и злобы, нет угроз земной утробы,
В мире радость, — для чего бы стала нежить я печаль.