Шота Руставели - Витязь в барсовой шкуре

До Асмат ее веленье: «Амирбару знак почтенья».
Сесть велит, и для сиденья, вот подушка мне дана.
Сел. А сердце было радо, после грусти, силы взгляда
Нежит то, что счастью надо. И сказала мне она:

«В тот последний раз без слова ты отпущен был. Сурово
Это было. Точно злого зноя принял в поле цвет.
И нарцисс засох на камне. Грусть твоя была видна мне.
Но стыдливость суждена мне. В том девический завет.

Пред мужчиною сиренье, это — наше назначенье.
Но молчать про огорченье — быть с бедою вдвое злой.
На лице была улыбка. Но, как горькая ошибка,
В сердце скорбь дрожала зыбко. Я послала за тобой.

Мало знали мы друг друга. Больше не было досуга.
Но клянусь я, что супруга я твоя во днях.
Клятва — с силой неуемной. Если ж буду вероломной,
Да сравнюсь с землею темной, и не буду в небесах.

В путь. Узнай кхатавов в беге. Есть в победе много неги.
Соверши свой набеги. Битва кличет, — так в нее.
Без тебя я в мленьи сонном. Сердце мне свое, пронзенным,
Ты отдай неразделенным. А возьми взамен мое».

«Этой радостью вечанный, незаслуженной, нежданной,
Буду, духом необманный», — я промолвил, — «весь я твой.
Темен был, но светит чудо. Этот божий свет — оттуда.
Буду я твоим, покудаь лик не будет скрыт землей».

И на книге клятв мы клялись. Оба сердцем обещались.
Так слова ее слагались, в подтверждение любви:
«Да пошлет мне бог кончину, если я к тебе остыну.
Все тебе как властелину. Ты меня своей зови».

Я стоял пред ней мгновенья. Нежны были все реченья.
Мы в минуте развлеченья ели сладкие плоды.
И потом, проливши слезы, я ушел от нежной розы.
Унося лилейно грезы, отошел я от звезды.

В том, конечно, было жало, — уходить мне от кристалла.
Мне рубина было мало и прозрачного стекла.
Вновь зажглась мне радость в мире. Видел солнце я в эфире.
Мир разъят, и пропасть шире. Все же тверд я, как скала.

На коне я был с зарею. К битве рог звучал с трубою.
Сколько войск пошло со мною, как рассказ о том вести?
В Кхатаэти, лев суровый, чуя пир войны багровый,
Я пошел стезею новой, по дорогам без пути.

За индийские пределы выйдя, шел я месяц целый.
Вестник был ко мне, несмелый. Хан Рамаз, через него,
Говорил: «Хоть вы козлами появляетесь пред нами,
Будь мы даже и волками, перед вами все мертво».

Для снисканья примиренья он принес мне подношенья.
Дар достойный изумленья. «Говорит тебе Рамаз:
Мы тебе простерли шею. Ты же силою своею
Не губи. Смотри: робею. Все бери. Детей и нас.

Пред тобой мы согрешили. Не являйся в полной силе.
Если мы неправы были, по стране не мчись грозой.
Да не ведаем отмщенья. Замки все и укрепленья.
Отдаем мы без боренья. Лишь отряд возьми с собой».

Я совет держал с вождями, как поступим в этом сами.
Говорили: «Ты — с врагами. Ты неопытен и юн.
Вид их кроткий — лик заемный. Этот люд и злой, и темный.
Дух всегда в них вероломный. Каждый между ними лгун.

Так советуем мы сами: лишь с отборными бойцами
В путь пойдем, — и пусть за нами близко следуют войска.
Если явят лик покорный, — благо. Если ж — дух упорный,
Да прольется гнев повторный на неверных, как река».

Был доволен я советом. Укрепившись мыслью в этом,
Вот я вестника с ответом отсылаю: «Царь Рамаз,
Знаю я твое решенье. Жизнь отрадней убиенья.
Дам войскам отдохновенье. Сам иду к тебе сейчас».

В мысли, в действии проворных триста— взяв бойцов отборных,
Смело я пошел до спорных и неверных этих встреч.
А войскам сказал: «Следите, где пойду, и как по нити
Там же, вслед за мной, идите. Кликну, — вам поможет меч».

День прошел, и два дня снова. Хан послал еще другого
И сказал такое слово, не один прислав покров:
«Сильный ты, скажу без лести. Гордый ты, и стоишь чести.
В час, когда мы будем вместе, много дам тебе даров.

Правду я тебе вещаю. Сам навстречу поспешаю».
Я в ответ промолвил: «Знаю, щедрый хан твой властелин.
Возвести, что волей бога до него ведет дорога.
Будет радости нам много. Будем мы — отец и сын».

Дальше путь. Вблизи глухого леса, отдыха и крова
Я искал. Послы мне снова. Привели лихих коней.
Мне почет и мне участье. Ты, мол, солнце средь ненастья.
«Быть с тобою, это — счастье для властительных царей».