Любовь Столица - Голос Незримого. Том 2

Там, где ныне лишь обрывы
Да курган один безвестный,
Прежде жил народ чудесный,
Жили сказочные дивы —
Племя жен мужепохожих,
Что супругов знали многих,
Племя жен могучих, строгих,
Рыжекосых, златокожих.
От синеющих озерий
До синеющих полесий
Заселенные их веси
Простирались в кругозоре.
А главнейшая селитьба
В стенах с башнею дозорной
Встала на берег озерный —
Не дойти к ней, не доплыть бы!
Управляла же тем царством,
Тем огромным королевством —
Материнством, женством, девством —
С добротою, не с коварством
Дочь богини лунной Плены
Благосклонная Олона,
Чье священным мнилось лоно,
Чья краса слыла нетленной.
Трижды десять зим неполных
Прожила она на свете
И была как полдень в лете,
Как пред осенью подсолнух!
Женщин всех она свершенней, —
Молодая, золотая,
С плеч по пяты залитая
Блеском кос и украшений.
Нет цены цепям, бряцалам,
Медным, бронзовым, янтарным!
Волоса же лучезарным
Упадают покрывалом.
А собой она, Олона,
Что сама богиня Плена:
Тело белое, как пена,
Лик, как яблок, округленный…
А глаза у ней, Олоны,
Хоть смеются, а печальны,
Как зеленый вьюн венчальный,
Как хрусталь для стрел зеленый…
Круг десятый водят годы,
Год царит она десятый
Средь малиновой палаты,
Где лазоревые своды.
Девять лет она пред всеми
Шла в поход и из похода,
Чтяся матерью народа,
Проносяся в ясном шлеме.
Девять лет она над всеми
Выясняла суть закона,
Золотой зовясь Олоной,
Сидя в тонкой диадеме.
И, как это надлежало
По дивейским их обычьям,
По уставам и приличьям,
Много в брак она вступала.
Первым мужем был ей Згара.
Не рождалось дива выше! —
Мускулистый, важный, рыжий,
Плоть, что бронза, – от загара.
Был простой он, добрый ратай,
Но она блюлася в страхе,
Словно хищной росомахи, —
Бороды его косматой.
Много Плена лиц явила —
И Олона изменилась:
Объявила Згаре милость
И другого полюбила.
Стал вторым ей мужем Уго.
Не рождалось краше дива!
Гордый, стройный, с черной гривой,
Плоть, что кость, бледна, упруга.
Был гончар он ловкий, скорый,
Но она влеклася снова,
Как от коршуна лихого,
От его ночного взора.
Плена много лиц явила —
И она рассталась с Угом:
Наградила по заслугам
И другого полюбила.
Стал ей третьим мужем Славий.
Это див родился истый!
Русый, гибкий, голосистый,
Плоть бела, что воск в расплаве.
Был гусляр он хитрый, льстивый,
Но она опять бежала,
Как от змейки тонкожалой,
От его улыбки лживой.
Много Плена лиц явила —
И Олона – не опалой —
Всё же Славия услала,
О любви же позабыла.
И пошел уж год четвертый,
Как живет Олона девой,
Без стыда, боязни, гнева,
Одиноко, тихо, твердо.
Лишь одной полна печали,
Лишь одной полна кручины:
Что на память ей мужчины
Ничего не завещали.
От тяжелых их объятий
И веселых их ласканий
Нет у ней – не камней, тканей, —
А кудрявого дитяти!
Дал ей дочку рыжий Згара,
Что была б потом царицей.
Полюбилась Огневице —
Не спасли великой чарой…
Дал сынка ей Уго черный.
Полюбил его Водяник, —
Сторожили много нянек,
А исчез в воде озерной…
Белый Славий дал уродца —
И его тотчас убили,
Закопали в чернобыли,
Как всегда у них ведется…
Так грустила раз Олона,
Выйдя в створчатые сени…
Мреял вечер предвесенний,
Городище было сонно.
Ниже – озеро Лейяла
Серой раковиной стыло,
Жемчуг розовый таило,
Вдаль Олону увлекало.
Дальше – горы Загадули
В мягком дыме лиловели,
В легкой дреме соловели
И Олону вдаль тянули.
Подошла она тут к дверце,
Словно горленка воркуя:
«Ах, не вем, чего хочу я!
Наскучались разум, сердце…
Что мне платинные пряжки,
Бирюзовые запястья?
По свое пойду я счастье,
Позабуду долг свой тяжкий.
О, Лазурницы Большие —
Город милый мой, родимый!
Будь богами боронимый!
Ворочуся из тиши я…»
И взяла вооруженья
Только нож свой испещренный,
Только обруч серебреный
И взяла из украшенья —
Облеклась рядиной длинной
И ушла, легко ступая,
Златокосая, босая,
Вдаль тропиною долинной.

Много раз уже Олона
Покидала дивье племя,
Укрываяся на время
В глубине лесной, зеленой,
И жила там тихо тайно,
Жизнью чудной, жизнью думной
Над Лейялой светлой, шумной
В темной хижине надсвайной.
Там лечила раны битвы,
Раны сердца там лечила,
Для людей копила силы
И несла богам молитвы.
И теперь – лишь только рдело,
И ронялся бисер росный,
Начинала искус постный —
Размышляла и не ела.
А когда опять алело,
И низался жемчуг звездный,
То кончала искус слезный —
Сладко грезила и пела…
А кругом весна стояла:
Почка розовая бухла,
Голубая хвоя жухла —
Стало влажно, вражно, тало…
Расширялися заливы,
Топи, заводи, трясины,
И шепталися осины,
Ольхи, вязы, вербы, ивы.
А кругом весна стояла:
Принялась гнездиться птица,
Зверь же бросил уж ютиться —
Стало звучно, кучно, шало…
Всюду стаями тянули
Цапли, лебеди, касатки,
Стадом шли – быки и матки —
Лоси, туры и козули.
А кругом весна стояла:
Мошка реяла с игрою,
Рыба плавала с икрою —
Смутно, древно, томно стало…
На лугу плясали в круге
Мотыли, шмели и пчелы,
Под водой водили коло
Щуки, стерляди, белуги.
И пошла бродить Олона,
Улыбаясь и печалясь,
И чудесны показались
Ей лесные эти склоны.
Последила путь лебяжий,
Отыскала след медвежий.
Занимался ветер свежий
Золотых волосьев пряжей.
Шла с холма – и ноги мокли,
Шла на холм – и ноги сохли…
Что там: щур, звериный чох ли?
Муравейник, теремок ли?
Уж, ложася на обрывы,
Солнце ярко полыхало,
Словно облик ярый, алый —
Облик божича Зоривы!
И подеялось с Олоной:
Стала вправду золотою,
Задышала с быстротою,
Завздыхала вдруг влюбленно
И в закат лесной весенний
Через ветки заревые
Помолилася впервые
Солнцебогу, а не Плене.
В миг тот ветки расплелися
От прыжка большого зверя, —
И, к добыче путь свой меря,
Глаз сверкнул зеленый рысий!
И увидела Олона
Смерть лихую недалече,
Но готовилась ко встрече,
Нож сжимая испещренный…
То не птаха засвистала,
Не запрыгала то белка,
Чья-то яшмовая стрелка
В глаз смарагдовый попала!
И тотчас же к шкуре красной,
В белых сумерках сияя,
С диких яблонь цвет ссыпая,
Подошел стрелец прекрасный.
Был он юный, златолицый,
В нежной радужной раскраске,
Кудри смольные – в повязке,
Карий взор, как у орлицы!
Тонкий, легкий, крепкий, смуглый,
Стан блистал червонней слитка,
И вилась златая нитка
По груди его округлой.
И мерещится Олоне,
Что идет к ней сам Зорива,
Перед ним она пугливо
В земном падает поклоне.
Шепчет: «Кто ты? кто? помилуй!»
«Видишь ты Стрельца-Медуна, —
Как домры глубокой струны,
Прозвучал ей голос милый. —
Я ж кого, скажи мне, вижу?»
Отвечала: «Я – Олона».
И у малого услона
Тут сошлись они поближе.
Сели рядом и сидели
С задушевностью во взоре,
В простодушном разговоре
О своем земном уделе.
Рассказала Золотая
Всё под птичьи переливы:
Как живут на взгорьях дивы,
Вера, правда их какая.
Рассказала, что творится
Там, где женское начало,
Об одном лишь умолчала:
Что сама она – царица.
И поведал ей Прекрасный
Всё под рокот соловьиный:
Как живут в лесах русины,
Как у них мужи лишь властны.
А потом они умолкли,
Странной грустью обаянны,
И повили их туманы
В серебристый лен ли, шелк ли…
Меж трепещущих осинок
Уж звезда Чигирь синела.
Вдалеке свирелью смелой
Звал глухарь на поединок.
И припал Медун к Олоне
Головою на колени,
Лепеча слова молений,
Целовал ее ладони…
И Олона позабыла,
Что они – не однолетки —
К лику в розовой расцветке
Лик, любуясь, преклонила…
В том виной Зоривы стрелы
Иль виной в том Плены иглы,
Только в них любовь проникла
И, в сердцах застряв, горела!