Людмила Мартьянова: Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 1

– «Пушки и ружья, мы знаем,
Нынче гремят за Дунаем, —
Бой от зари до зари...»

– «Вы же от утра до ночи
Щелкайте, сколько есть мочи,
Щелкайте, дети, кри-кри!»

Милое юное племя!
Ты уж заранее знай:
И для тебя будет время —
Видеть широкий Дунай!

Но, голубой, многоводный,
Будет рекой он свободной, —
Светлой дождется зари...
Вам уж не нужны игрушки —
Ружья, солдатики, пушки, —
Щелкайте, дети, кри-кри!

«Суровый Дант не презирал сонета!»
(Так Пушкин наш великий возгласил).
«Издания народного поэта
Страх дороги: купить не хватит сил.
Чей это грех? Дождусь ли я ответа?» —
Так юноша издателя спросил.
Издатель же, холодный, словно Лета,
Урядника на помощь пригласил.
«Лови его! Сей юноша зловредный:
Желает он, чтобы народ наш бедный
Над Пушкиным очнулся». Алгвазил
К народу был исполнен состраданья:
На Пушкина перстом он погрозил,
Велев читать... Манухина изданья.

Утихнул ветерок. Молчит глухая ночь.
Спит утомленная дневным трудом природа,
И крепко спят в гробах борцы – вожди народа,
Которые ему не могут уж помочь.

И только от меня сон убегает прочь;
Лишь только я один под кровом небосвода
Бестрепетно молюсь: «Да здравствует свобода —
Недремлющих небес божественная дочь!»

Но всюду тишина. Нет на мольбу ответа.
Уснул под гнетом мир – и спит он... до рассвета,
И кровь струится в нем по капле, как ручей...

О кровь народная! В волнении жестоком
Когда ты закипишь свободно – и потоком
Нахлынешь на своих тиранов-палачей?..

Пред нами жизнь – широкий океан
Нежданных бед, тревоги и напастей, —
И, покорясь нам неизвестной власти,
Мы вдаль плывем, окутавшись в туман.

Давно погиб бы в нем я от напасти,
Давно меня умчал бы ураган...
Но мне судьбой хранитель верный дан,
Смиряющий порывы бурной страсти.

С ним не боюсь житейских грозных бурь,
Не утону с ним в безднах океана:
Родной народ мне виден из тумана.

Увижу с ним небесную лазурь...
И, музыкой народных песен полны,
Свободные вокруг меня заплещут волны.

Писатель некий, в «Новостях»
Строчивший всякий вздор невинный,
Был у приятеля в гостях
И на столе узрел пятиалтынный,
Который взять он скрытно мог,
Но от греха себя, однако, остерег.
Узнав о факте сем, известный
Фельетонист Михневич молвил так:
«Вы скажете, писатель сей – простак;
А я скажу, что он высоко-честный
И гражданин, и либерал.
Гордиться им должна эпоха:
Пред ним лежал пятиалтынный плохо
И – дивная черта – его он не украл!»

Мы сходны по судьбе, Гамбетта, друг:
Надев перчатки из парижской лайки.
Гремим словами праздными вокруг,
Уподобляясь звонкой балалайке.

Порой кряхтишь ты громко от натуг,
Республики завинчивая гайки,
И я кряхчу, рискуя лопнуть вдруг,
Когда изобличаю вред нагайки [4].

Ты был когда-то славный адвокат
И пред толпою глупой зауряд
Любил в те дни порисоваться позой.

Я адвокат и ныне и порой,
В моих речах за ложь стою горой,
Но в миг тот мню себя маркизом Позой.

О чем грустишь, что мрачен, Полетика?..
Утих азарт за страждущих славян,
Вновь в обществе господствует «клубника»,
Веселый снова властвует канкан.

Теперь орлом в газете полети-ка
И, предка своего приявши сан,
Как архиятер, исцеляй от тика
Морального беспечных россиян...

Но ты молчишь на сей призыв гражданский?..
Иль ты смущен чумою астраханской
И от нее боишься умереть?