На ста кострах ежедневно
Жарят шашлык из людей…
И сюда меня черная доля
Завела из отчизны моей!
Эх, сказки моей бабушки,
Тягаться с правдой не вам!
Чтоб рассказать о страшном,
К каким обращусь словам?
Здесь всюду стоят капканы,
Чтоб ты убежать не мог.
Тень смерти на всех переулках,
На каждой двери замок.
У дива такой порядок:
Умному — голову с плеч!
А матерей и младенцев —
В стальной каземат — и сжечь!
А чернобровым джигитам,
А девам, подобным хурме,—
Без пищи, без воли зачахнуть
На тяжкой работе в тюрьме!..
Видеть, как плачет юность,
Видеть цвет увяданья на ней —
Страшной сказки страшнее,
Тяжкого сна тяжелей.
И мой черед скоро настанет,
Но песни мои повторят для вас
Ягоды, и цветы, и груши, и сосны,
И всё, что ласкал я в пути не раз…
Как волшебный клубок из сказки,
Песни — на всем моем пути…
Идите по следу до самой последней,
Коль захотите меня найти!
1943
И это страна великого Маркса?
Это бурного Шиллера дом?
Это сюда меня под конвоем
Пригнал фашист и назвал рабом!
И стенам не вздрогнуть от «рот фронта»?
И стягу спартаковцев не зардеть?
Ты ударил меня, германский парень,
И еще раз ударил… За что? Ответь!..
Тому, кто любил вольнодумца Гейне
И смелой мысли его полет,
В последнем жилище Карла и Розы
Пытка зубы не разожмет.
Тому, что был очарован Гете,
Ответь: таким ли тебя я знал?
Почему прибой симфоний Бетховена
Не сотрясает мрамора зал?
Здесь чужая пыль заслоняет солнце,
И я узнал подземную дверь,
Замки подвала, шаги охраны…
Здесь Тельман томился.
Здесь я теперь…
Неужто и мне, как Розе и Карлу,
Смерть суждена от своры борзых?
И меня поведут, и меня задавят,
И сбросят с моста, как сбросили их?!
Кто Цеткиной внук?
Кто Тельмана друг?
Есть среди вас такие, эй?
Услышьте голос стальной воли —
Откройте наши тюрьмы скорей!
С песней придите.
Придите так же,
Как в девятнадцатом шли году:
С кличем «рот фронт»
колоннами,
маршем,
Правый кулак подняв на ходу!
Солнцем Германию осветите!
Солнцу откройте в Германию путь!
Тельман пусть говорит с трибуны!
Маркса и Гейне отчизне вернуть!
Кто Цеткиной внук?
Кто Тельмана друг?
Есть среди вас такие, эй?
Услышьте голос великой правды!
Наши тюрьмы откройте скорей!
1943
Моему бельгийскому другу Андре, с которым познакомился в неволе.
Когда б вернуть те дни, что проводил
Среди цветов, в кипеньи бурной жизни,
Дружище мой, тебе б я подарил
Чудесные цветы моей отчизны.
Но ничего тут из былого нет —
Ни сада, ни жилья, ни даже воли.
Здесь и цветы — увядший пустоцвет,
Здесь и земля у палачей в неволе.
Лишь, не запятнанное мыслью злой,
Есть сердце у меня с порывом жарким.
Пусть песня сердца, как цветы весной,
И будет от меня тебе подарком.
Коль сам умру, так песня не умрет,
Она, звеня, свою сослужит службу,
Поведав родине, как здесь цветет
В плененных душах цвет прекрасной дружбы.
Луна стремнину серебрила.
И девушка, в волнах речных
Резвясь, то лебедем скользила,
То рыбкой исчезала в них,
Играла пеной белоснежной,
Как лепестками белых роз…
А по плечам ее небрежно
Рассыпались шелка волос.
Луна к сопернице счастливой
Тянулась ласковым лучом.
Притих камыш, умолкла ива,
Любуясь девушкой тайком.
Но за шальной волной гоняясь,
Она попала в быстрину.
Над ней пучина вод, смыкаясь,
Уже влекла ее ко дну.
Крича и простирая руки,
Она спасителя звала…
Случайно путника к излуке
В ту ночь дорога привела…
Борясь с бушующим потоком,
На берег выплыл он с трудом.
И девушка, вздохнув глубоко,
Остановила взор на нем.
Зачем же, сердце опаляя,
Огонь в глазах ее сверкнул?
Я сам, прекрасную спасая,
В пучине страсти потонул.
Отраду я забыл и горе,
Когда меня ты позвала.
Быть может, родилась ты в море?
Русалкой сказочной была?
А помнишь, как тогда с тобою
В волнах прокладывал я путь?
Сказав «спасибо», ты стрелою
Любви мою пронзила грудь.
Подобна жизнь морской пучине,
И я в твоей любви тону.
Протянешь ли мне руку ныне,
Чтоб не пошел джигит ко дну?
Читать дальше