Витаутас Монтвила горячо приветствовал вступление Литвы в семью советских республик (1940). И хотя недолго прожил в освобожденной Литве, считал этот период самым плодотворным. Он стал одним из наиболее активных, боевых литовских поэтов.
«За эти девять месяцев я написал больше, чем за всю свою жизнь», — говорил В. Монтвила, имея в виду стихи о Ленине, о революции, о Красной Армии, о Коммунистической партии, созданные накануне Великой Отечественной войны. Свой последний стихотворный цикл, объединяющий эти стихи, он назвал «Венком Советской Литве».
Война застала В. Монтвилу за переводом поэмы Маяковского «Хорошо». Едва гитлеровцы ворвались в Советскую Прибалтику, они бросили Монтвилу в тюрьму. Поэт стойко перенес нечеловеческие пытки. Фашисты не добились от него никаких сведений, не добились отречения. Вскоре Витаутас Монтвила был расстрелян.
339. СВЕТЛЫЙ ДЕНЬ ПРИДЕТ!
Тому не испытать блаженства рая,
Кто духом пал, кто потерял мечту.
Не для него звезда горит, сверкая,
Не для него стремленье в высоту.
Пусть в сердце буря вызреет; бесчестье —
Часами хныкать, как дитя в ночи.
Пора ковать железное возмездье
И плыть туда, где солнце, где лучи.
И если б нам судьба определила
Одних лишь вековечных стонов гнет,
И если бы все радости затмила —
Мы будем верить: светлый день придет!
1923
Всё та ж тюрьма,
Всё те же стены, двери,
Всё то же подземелье,
Где ты страдал и верил.
Всё те же камеры,
Которым отдал годы.
Всё те же решетчатые окна,
Где присягал ветрам свободы.
И те же кандалы достались мне,
И те же стражники меня сопровождали.
Твоею кровью пахли коридоры,
Когда меня в тюрьму пригнали.
Расстрелян ты…
Здесь песнь мою сгибали — не согнули.
По нашим трупам буря новых лет
Идет, шагает в грозном гуле.
1931
Вся ты хороша, не прекословь!
А глаза… таких на свете нету.
Это в них цвела твоя любовь
Нежным цветом.
Да, твоя любовь мне так мила,
Но не всё решают в мире ею.
Как сильна она бы ни была,
Я — борец — сильнее.
Голодаю я по тюрьмам снова —
Я за счастье на земле в ответе.
Пусть сегодня жизнь еще сурова, —
Стоит жить на свете!
Стоит жить не для того, конечно,
Чтоб глаза твои мне одному светили.
Нас беда прикрыла мглой кромешной,
Танки окружили.
Стоит жить в боренье неустанном:
Ведь в борьбе любовь всего полнее…
Для меня, мой свет, ты станешь
Всех милее.
1932
Страна из любимых любимая —
Взволнованная Испания.
Там полыхают знамена
Невиданного сияния.
Вдали мы склоняем головы
Перед твоими знаменами.
Вся страна — с нами,
В огне борьбы закаленными.
Быть не хотим под властью
И властвовать не хотим.
Тюрьмы народов завтра
Мы разрушим, развеем, как дым.
Если хотим, чтобы солнце наше
Было без пятен, — нужно
Пожаром зажечь поднебесье,
Землю встряхнуть дружно.
И тогда, потрясенная до глубин,
Наша страна, как Испания,
Поднимет свободную песнь,
Песнь невиданного сияния.
Да будет свобода свободным дана,
Мы силой насилью ответим.
Крепкие сваи в землю вобьем,
Чтобы их не сорвал ветер.
1936–1937
Не последние слова вот эти,
Сказанные ночью в тишине.
Много слов на беспокойном свете
Выросло во мне.
Их растя, я и любил в тревоге,
И страдал, и вместе с ними рос.
И слова мои сулили многим
Ясность путеводных звезд.
Свет такой, чтоб и слепого даже
Провожали в путь огни.
Слов моих вам не найти в продаже —
Сердца часть они.
Тот, кто в горьком мире правду ищет,
И себя в моих словах найдет,
Тот, кто вырос в горе, в доме нищем, —
Тот меня поймет.
1938
Отчизна у меня — поля, леса и горы.
Дубиса, Неман и Шешупе — наши реки.
Я полюбил давно ее просторы,
Людей труда я полюбил навеки.
Отчизна милая, ее люблю я. Очень.
Всё счастье личное ничто пред нею.
С ней не страшусь я самой темной ночи,
Ее страданьем давним пламенею.
Отчизна милая: она — мое спасенье.
Мне без нее, как узнику, томиться,
Не жить, как вырванному из земли растенью,
Не взмыть в высоты, как бескрылой птице.
Читать дальше