Борис Бухштаб - Поэты 1840–1850-х годов

И он ревнив!.. Как Аргус баснословный,
Он стережет ее и день и ночь.
Тень юноши ему уж тать любовный,
И эту тень готов прогнать он прочь!
Он чувствует: меж ними бой неровный
И уберечь жену ему невмочь!..
Влюблен и стар, влюблен и лыс, и гадок,—
Ему ль не страшен модных львов нападок?

И многим уж за то старик смешон.
В душе его они ведь не читали!..
В руках жены записку видел он —
Она должна отдать ее на бале…
Кому?!. Меж всех кто ею предпочтен?!.
Чьи происки кокетку привязали?..
Старик глядит на дверь, и на часы,
И на жену… Он рвет себе усы,

Он стал бы рвать и волосы седые,
Да нету их!.. Забившись под жилет,
Ногтями в грудь впились, как черви злые,
Его пять пальцев — и кровавый след
Оставили… Уста его немые
Грызут и рвут у ней взятой букет…
И судорги ревнивого сомненья
Искормили ревнивца… Где же мщенье?!.

А между тем веселая жена
Мелькнет пред ним, грацьозно вальсиру́я,
Потом пройдет, слегка преклонена
На руку кавалера… и не чуя
Грозы над головой, упоена,
Блаженствуя, блистая, торжествуя,—
Пошепчется в углу она с одним,
Дарит другого взором огневым,

А третьего улыбкой миловидной —
Чтоб все равно довольны были б ей
И никому не стало бы завидно!..
Чем кончится нередкий случай сей?
Огласкою, для двух семейств обидной?
Иль сценою, забавной для людей?
Иль поединком, смертью человека —
За вздор и блажь, в угодность мненью века?..

А газ горит. А музыка гремит,
А бал блестит всей пышностью своею.
Толпа гостей по комнатам кипит.
Любуется хозяин гордо ею.
Он думает, что завтра протрубит
Молва о нем, хвалой повсюду вея.
И праздником доволен он своим,
И мнит, что все вокруг довольны с ним!

Но шум в дверях… Вошла — не то богиня,
Не то царица… фея, может быть!..
Движенья, поступь, взор — в ней всё гордыней
И силой дышит, словно победить
Она пришла… Княгини и графини —
Пред ней померкло всё! Не отразить
Ни красоты ее, ни обаяний,
Ни блеска, ни ума, ни чарований!

Наряд ее как облако парит,
На ней горят алмазы дорогие;
Глаза горят жарчей — и жар ланит
Сливается с их блеском; снеговые
Плеча и руки тверды как гранит,
Прозрачны как янтарь, а шелковые
Густые косы улеглись с трудом
Над мыслящим таинственным челом.

«Как хороша!..» — Она, по крайней мере,
Не жертва, не страдает, не грустна?
Она?!. Любви словам, мольбам поверя,
Свою любовь дала за них она.
Бесстрашно, не хитря, не лицемеря,
Любила, всей душою предана,
Восторженно и свято, так сердечно,
Что страсть свою считала вековечной.

А он такой любви не понимал
Иль, просто цену знать ей не умея,
Он счастьем невзволнованным скучал;
Над ним оно лежало, тяготея,
Как плен, как цепь. — Но он пред ней молчал…
В нем не было ни истого злодея,
Ни полного героя. Нет, увы!
Едва ль нашли б в нем человека вы!

Он променял любовь души высокой
На чувственный и мелочной разврат.
Он пал… так непростительно глубоко,
Так низко, что взглянуть не смел назад,
На прежний рай, на свой Эдем далекий,
Где херувимом у запретных врат
Минувшая любовь его стояла
И грешника безмолвно отвергала.

Она ?.. — Она стерпела!.. Бог послал
На то ей сил!.. Иль слабою женою
Как трость она склонилась — и обвал
Пронесся над поникшей головою…
Короче, сон блестящий миновал,
Она очнулась, — нищая душою,
Пред пепелищем тщетных чувств своих,
Расхищенных надежд и грез пустых.

И не легко ей было!.. С испытаньем
Не скоро примирилася она:
Не раз своей тоской, своим страданьем,
Бессонницей своей оглушена,
Конец и смерть звала она желаньем…
Недавно на окраине окна,
Готовая упасть, она стояла…
Молчанья чутким ухом ожидала…

И броситься хотела… Но тогда
На улице вдруг чей-то голос шумный
Гульливо рассмеялся… От стыда
Опомнилась она… Тоски безумной
Ей совестно вдруг стало, — и когда
Взглянула вниз, невольно, неразумно, —
С товарищем узнала там его,
Хмельного… Не видал он ничего!..

И нынче, в первый раз со дня разлуки,
Они должны здесь встретиться, сойтись;
И для того терзающие муки
В груди ее мгновенно улеглись;
И для того следы забот и скуки
С лица ее исчезли и зажглись
Ее глаза, мечты, тщеславье, воля —
И слез своих она не помнит болей!..