Демьян Бедный - Том 1. Стихотворения 1908-1917

Где слово русских прозвучало,
Воспрянул друг, и враг поник.
Русь – наших доблестей начало
И животворных сил родник.
Служа ее опорой твердой
В культурной стройке и в бою,
Любовью пламенной и гордой
Мы любим Родину свою!

Она поборница свободы.
Ее овеяны теплом,
Находят братские народы
Защиту под ее крылом.

Есть у меня сынок-малютка,
Любимец мой и деспот мой.
Мелькнет досужая минутка –
Я тешусь детской болтовней.
Умен малыш мой не по летам,
Но – в этом, знать, пошел в отца! –
Есть грех: пристрастие к газетам
Подметил я у молодца.
Не смысля в буквах ни бельмеса,
Он, тыча пальчиком в строку,
Лепечет: «Лодзь, Москва, Одесса,
Валсава, Хальков, Томск, Баку…»
И, сделав личико презлое,
Нахмурясь, счет ведет опять:
«В Москве – цетыле, в Вильне – тлое,
В Валсаве – восемь, в Лодзи – пять»,
И мог из этого понять я,
Что здесь – призвания печать,
Что по счислению занятья
Пора мне с Петею начать.
Но, чтобы жизнь придать предмету
И рвенья чтоб не притупить,
Я ежедневную газету
Решил в учебник превратить.
Вот за работой по утрам мы.
Но вижу: труд не для юнца!
Все телеграммы, телеграммы…
Все цифры, цифры без конца!
Задача Пете непосильна:
Всего не вымолвить, не счесть.
«Хельсон, Цалицин, Киев, Вильна…
Двенадцать, восемь, девять, сесть…»
И каждый день нам весть приносит,
И каждый день дает отчет!
Все Смерть нещадно жатву косит!
Все кровь течет!.. Все цровь течет!..
Смеется в цифрах Призрак Красный,
Немые знаки говорят!
И все растет, растет ужасный
Кровавый ряд! Кровавый ряд!..
«Волонез – двое, тли – Целкассы,
Сувалки – восемь, пять – Батум…»
Зловещих цифр кошмарной массы
Не постигает детский ум.
И отложил я прочь газету,
И прекратил я тяжкий счет.
Мал Петя мой. Задачу эту
Исполнит он, как подрастет.
Душою – чист и мощен – телом,
Высок – умом и сердцем – строг,
В порыве пламенном и смелом
Он затрубит в призывный рог.
И грозно грянет клич ответный,
Клич боевой со всех сторон!
И соберется полк несметный
Богатырей таких, как он!
Забрызжет юных сил избыток,
Ужасен будет их напор!
И, развернув кровавый свиток,
Синодик жертв и повесть пыток,
Бойцы поставят приговор!

Когда мне почтальон подаст письмо «с оплатой»,
Последний грош отдам, но я письмо возьму.
Я ждал его, я рад убогому письму:
Конверт замасленный, вид выцветшей, измятой
Бумаги дорог мне, – он сердцу так знаком!
В печальных странствиях, в блужданиях по свету,
Я сохранил себя природным мужиком
С душой бесхитростной, и детски рад привету
Сермяжной братии, посланью из глуши
   От мужичков единокровных:
В густых каракулях, в узоре строк неровных
Застыла сердца боль и скорбь родной души.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«Здорово, брат! Земной от нас тебе поклон.
Составить соопча письмо – твои соседи
Сегодня собрались у Коренева Феди,
   А пишет Агафон.
Живем попрежнему, берложные медведи.
   От нас каких вестей!..
В столице ноне ты, там ближе до властей,
Там больше ведомо, – ты нам черкни что-либо.
   Спасибо, брат, не забываешь нас!
   За три рубля твои спасибо.
Здесь пригодилися они в тяжелый час:
   Тому назад не будет, чай, недели –
   Нуждались в деньгах мы для похорон:
Лишился деда ты, скончался дед Софрон.
Давно уж дед хирел, и вот – не доглядели:
В минувший четверток, не знамо как, с постели
Сам поднялся старик полуночной порой
И выбрался во двор, да на земле сырой
Так, без напутствия, и умер под сараем.
Покой душе его!.. Пусть старички уж мрут!
И нам-то, молодым, охти как ноне крут
Да горек жребий стал!.. До сроку помираем…
В чем держится душа!.. Разорены вконец.
   Не зрим ни прибыли, ни толку.
   К примеру – твой отец:
   Последнюю намедни продал телку!
За годы прежние с нас подати дерут,
Уводят тощий скот, последнее берут.
Выдь на голодный двор – и вой подобно волку!
   Ни хлеба нет, ни дров;
   А холод лют, зима сурова…
   Чай, не забыл ты Прова?
Под праздник угорел со всей семьею Пров:
Бедняк берег тепло, закрыть спешил печурку…
Вся ночь прошла, лишь днем, уже почти в обед,
   Тревогу поднял Фрол-сосед,
Да поздно… Кое-как спасли одну дочурку…
   Что было слез – не говори!
   Больших два гроба, малых три…
   Ревели всей деревней.
К Арине тож пришла беда, к старухе древней:
   В губернии, в тюрьме повешен внук.
Душевный парень был, охочий до наук, –
Книжонку сам прочтет, нам после растолкует.
В понятье нас привел. Бывало, все тоскует
О доле нашей…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   – Эх! нет больше сил читать!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .