Демьян Бедный - Том 4. Стихотворения 1930-1940

Паутина, паутина,
И в мозгу и на стене.
Спутал планы все детина,
Разложил колхоз вполне.

Весь колхоз насквозь недужен.
Опустились руки все.
Не такой хозяин нужен
На колхозной полосе!

Сиротой склонился в поле
Беспризорный урожай:
Кулакам к колхозной доле –
Хоть возами подъезжай!

Кулаки, как червь в навозе:
Что кормежки! Что тепла!
«Председатель-то в колхозе
Наши делает дела!»

Кулакам одна работка:
Знай воруй живой рукой.
Настоящая находка
Председатель им такой!

Там судьбу благословляет
Не колхозник, а кулак,
Где колхозом управляет
Вот разэтакий вахлак.

Где вахлак, как муха в тесто
Ввяз в колхозные дела,
Оздоровит это место
Только… жесткая метла.

Мы живем не в поле диком,
А в отечестве своем,
В напряжении великом
Мощь Союза создаем,

Чтоб владыки капитала
Не ввели бы нас в изъян,
Чтоб росла и процветала
Власть рабочих и крестьян,

Чтоб заводы, паровозы
Быстро множились в числе.
Вот что красные обозы
Означают на селе!

Государству хлебосдача
Тем-то так и дорога.
С хлебосдачей незадача –
Это праздник для врага.

Потому-то лют враждебный
Кулачья вороний карк:
Ведь обоз наш каждый хлебный –
Это наш снарядный парк;

Это наш колхозный улей,
Трудовой советский рой,
Каждым зернышком, как пулей,
Поражает вражий строй.

Тут не может быть урону.
Не допустим мы никак,
Чтоб под нашу оборону
Подкопался вор-кулак.

Потому-то мы так строги
К расхитителям зерна.
Нет для них иной дороги,
Как туда, где дверь верна.

Где окошко за решеткой,
Где безвреден вражий вой,
Где походкой ходит четкой
Наш советский часовой.

Могуче-кряжистый, плечистый и высокий,
   Тиран властительно-жестокий,
В чьих тюрьмах не одна томилася душа
   За крепкой стражею, в подвалах, под засовом,
   Султан гулял в саду дворцовом,
Прохладой утренней дыша.
И вдруг – бесстрашный – он затрепетал от страха
И побежал к дворцу, где, голову склоня,
Стоял печальный раб. «Сын плесени и праха! –
Вскричал султан. – Коня! Питомца Карабаха,
Из лучших лучшего подай скорей коня!
Я видел Смерть в саду. Она звала меня.
Ворота вслед за мной запри. От ранней рани
До вечера летя на резвом скакуне,
Я буду вечером в далекой Испагани,
Где – в крепости – путей не сыщет Смерть ко мне!»
   Конь подан. Ускакал свирепый повелитель.
Раб, молча оглядев султанскую обитель,
Спустился в сад к цветам и розовым кустам,
   И он увидел там,
Где высился платан над мраморным фонтаном,
Смерть, отдыхавшую спокойно под платаном,
И он сказал ей: «Смерть, великое добро б
Свершила ты, меня похитив, горемыку.
Не испугался б я. Но приглашеньем в гроб
Перепугала ты могучего владыку».
«Я, – усмехнувшись, Смерть ответила ему, –
   Сама, признаться, не пойму,
К чему б случиться здесь такой нежданной встрече?
Владыка твой – не здесь, он должен быть далече.
По книгам по моим – подвластны ж им не все ль? –
Владыка твой уже стоит у смертной грани:
Сегодня вечером и далеко отсель
Должна я взять его. Сегодня. В Испагани».
. . . . . . . . . . . . . . .
Доволен был султан своим лихим конем,
И сердце радостью живой играло в нем:
«Уж полдень. К вечеру примчуся в Испагань я!»
Не знал он одного, – что этим самым днем
Вся Испагань была охвачена огнем
   Неукротимого восстанья.

   Кто более меня от мрачных дум далек?
Меня, участника работы сверхгигантской?
Всю эту мрачную легенду я извлек
   Из белой прессы эмигрантской.
Отрепью белому, что злобой к нам горит,
О чем-то трепетном легенда говорит,
   Да, говорит о страшном сроке,
   О неизбежном, жутком роке,
О том, что сколько нас отрепьем ни погань,
Какие и куда ни стряпай донесенья,
В какую ни спеши укрыться Испагань,
От революции где ни ищи спасенья, –
     Спасенья нет нигде, увы,
     Для обреченной беглой рвани:
     То, от чего она бежала из Москвы,
     Ее настигнет в Испагани!

Шестая часть земного шара,
Советский край необозрим.
Под риском вражьего удара
Мы жизнь по-новому творим.
С пути сметая все помехи,
Мы, развернув рабочий фронт,
Чтоб охранить свои успехи,
Весь озираем горизонт.
Не видно ль где тревожных знаков,
Везде ли даль его чиста?
Наш горизонт не одинаков:
Есть неспокойные места,
Места, где хищные законы,
Где воздух сперт и мрак глубок,
Места, где лютые драконы
Сплелися в мерзостный клубок,
Места, где бешеною тварью
Обезображен лик страны,
Места, откуда тянет гарью
Подготовляемой войны,
Места, где тайные раденья
Свершает зреющий разбой,
Места, откуда нападенья
Мы можем ждать в момент любой.
Но против вражеской гастроли
Тройной создали мы оплот,
И к величайшей призван роли
Наш боевой воздушный флот:
Он охраняет наше зданье,
Все рубежи и берега,
Ему – первейшее заданье
При появлении врага,
Ответ страны единодушной
На первый вражеский нажим.
Нет, кавалерией воздушной
Мы не напрасно дорожим!