Константин Бальмонт - Том 1. Стихотворения

Есть души в мире – те же тучи,
Для них земля – как сон, как твердь,
Они, спокойны и могучи,
Даруют жизнь, даруют смерть.
Рабы мечты и сладострастья,
В себе лелеют дар певца,
Они навек приносят счастье,
И губят, губят без конца.

О, жизни волненье! О, свет и любовь!
  Когда же мы встретимся вновь?
Когда я узнаю не сны наяву,
  А радостный возглас: «Живу!»

Мы детство не любим, от Солнца ушли,
  Забыли веленья Земли,
И, сердце утратив, отдавшись мечте,
  Слепые, мы ждем в пустоте.

Отступники между уставших врагов,
  Мы видим лишь гроб и альков,
Холодное пламя yгacших светил
  Над царством цветов и могил.

  В отдаленной дымке утопая
Привиденьями деревья стали в ряд
  Чуть заметна дымка голубая,
Чуть заметные огни за ней горят

  Воздух полон тающей печалью,
Все предчувствием неясным смущено
  Что там тонет? Что за этой далью?
Там как в сердце отуманенном темно!

  Точно шепот ночи раздается,
Точно небо наклонилось над землей
  И над ней, беззвучное, смеется,
Все как саваном окутанное мглой.

Словно усыпаны хлопьями снега,
Искрятся яблони, млея в цветах
Ветер, о ветви ударив с разбега,
Шепчет и прячется в дальних кустах
В парке мечтательном лунная нега,
Лунные ласки дрожат на листах.

С башен доносится бой колокольный,
Дремлют колледжи в объятьях теней
Сладостный час для души недовольной,
Стройные мысли сплетаются в ней,
К небу уходят от горести дольной,
Беглость минут выступает ясней.

Дышат деревья, их пышность нетленна,
Грезят колледжи о Средних Веках
Зимние думы промчатся мгновенно,
Воды проснутся в родных берегах
Время проходит, мечта неизменна,
Наше грядущее в наших руках.

Удвоены влагой сквозною,
Живя неземной белизною,
Купавы на небо глядят
И дремлют прибрежные травы,
И внемлют их вздохам купавы,
Но с ними вздохнуть не хотят.

На озере, тихом и сонном,
Наскучив путем раскаленным,
Качается огненный лик, –
То Солнце, зардевшись закатом,
На озере, негой объятом,
Лелеет лучистый двойник.

И тучка, – воздушная нега, –
Воздушней нагорного снега,
На воды глядит с вышины;
Охвачена жизнью двойною,
Сквозя неземной белизною,
Чуть дышит в улыбке волны.

«Кто печаль развеял дымкой?
Кто меж тучек невидимкой
Тусклый месяц засветил?
Кто, шурша травой густою,
Возмущает над водою
Точно дальний дым кадил?»

«Чья печаль в твоем журчаньи!»
Я спросил в ночном молчаньи
У звенящего ручья.
«Чья печаль в росе блестящей,
И в осоке шелестящей?»
Мне ручей сказал: «Ничья!»

«Отчего же так печальны,
Так уныло-музыкальны
Трепетанья быстрых вод?»
«Я пою!» ручей ответил.
«Я всегда певуч и светел,
Я всегда бегу вперед!»

  Все сильнее горя,
  Молодая заря
На цветы уронила росу.
  Гул в лесу пробежал,
  Горный лес задрожал,
Зашумел между скал водопад Учан-Су.
  И горяч, и могуч,
  Вспыхнул солнечный луч,
Протянулся, дрожит, и целует росу,
  Поцелуй его жгуч,
  Он сверкает в лесу,
  Там, где гул так певуч,
  Он целует росу,
А меж сосен шумит и журчит Учан-Су.

Ты глядела мне в душу с улыбкой богини.
Ты со мною была, но была на картине.

Ты собой создавала виденье Искусства,
Озаренное пламенем яркого чувства.

Мы стремились к горам из Испанской столицы.
Мы с тобой улетали, как вольные птицы.

И дома чуть виднелись, в лучах утопая.
И над нами раскинулась ширь голубая.

И пред нами предстала вдали Гвадаррама,
Как преддверье воздушного белого храма.

Мечтательный вечер над лесом дышал безмятежно,
От новой Луны протянулась лучистая нить,
И первые звезды мерцали так слабо и нежно,
Как будто бы ветер чуть слышный их мог погасить.

И было так странно, и были так сказочны ели,
Как мертвая сталь, холодела поверхность реки,
О чем-то невнятном, о чем-то печальном, без цели,
Как будто бы пели над влажным песком тростники.