Исаак Розенберг: Рассвет в окопах

«Мои возлюбленные сестры понуждают
Своих мужчин покинуть эту землю,
Отречься от сердечного стремленья.
Мерцают руки сквозь людскую топь,
Рыдают голоса, как на картинах,
Печальных и затопленных давно.
Моих сестер любимые мужчины
Чисты от всякой пыли дней минувших,
Что липнет к тем мерцающим рукам
И слышится в печальных голосах.
Они не будут думать о былом.
Они — любовники моих сестер
В другие дни, в другие годы».

Тебя пристрелили бы, крыса, тут же без церемоний,
Если б узнали о твоих, космополитка, пристрастьях:
Сейчас ты дотронулась до английской ладони,
А через минуту окажешься на немецких запястьях,
Если захочешь ничейный луг пересечь —
Страшное место последних встреч.

Ты скалишься, крыса, когда пробегаешь тропой
Мимо стройных тел — лежат за атлетом атлет.
Это крепкие парни, но по сравненью с тобой
Шансов выжить у них — считай что — нет.
Они притаились во мраке траншей
Среди разоренных французских полей.

Что ты увидишь в солдатских глазах усталых,
Когда запылает огонь, завизжит железо,
Летящее в небесах, исступленно алых —
Трепет какого цвета? Ужас какого отреза?
Красные маки, чьи корни в жилах растут,
Падают наземь — гниют, гниют, гниют.

А мой цветок за ухом уцелел:
От пыли лишь немного поседел.

И вот мы все вскочили и разделись,
Чтоб отловить поганое отродье.
И вскоре в сатанинской пантомиме
Забушевало и взбесилось все вокруг.
Взгляни на силуэты, разинувшие рты,
На невнятные тени, что смешались
С руками, сражающимися на стене.
Полюбуйся, как скрюченные пальцы
Копаются в божественной плоти,
Чтобы размазать полное ничтожество.
Оцени эту удалую шотландскую пляску,
Ибо какой-то волшебный паразит
Наколдовал из тишины это веселье,
Когда баюкала наши уши
Темная нежная музыка,
Что струилась из трубы сна.

Напрасно я лез в сумасшедшую драку
И руки в крови обагрял — чуть живой.
Они все равно поднимались в атаку
И шли еще гуще — волна за волной.

Я вился в агонии, бился от страха
И падал без сил, супостата кляня.
Они все равно восставали из праха
И лезли, как черти, чтоб мучить меня.

Я думал, что дьявол, привыкший к разгулам,
Скрывается там, где разврат и дебош.
Я раньше его называл Вельзевулом,
Теперь же зову его — грязная вошь.

Один цветок прелестный
За ухо я заткнул,
Другой цветок прелестный
Тебе я протянул.

Но вспыхнула зарница,
В окопе — взрыв и мрак.
И на твоей петлице
Изранен красный мак.

Ах, Боже, Боже правый!
Я оглушен и сбит.
Окоп — цветник кровавый,
Ты в нем лежишь — убит.

Он дышал, задыхаясь, с трудом:
«Наши люди… Разрывы от мин…
Умоляю вас: дайте воды —
Здесь кончается Англии сын».

«Мы не можем тебе дать воды,
Хоть вся Англия влезет в твой вздох».
«Умоляю: воды, о воды!» —
Простонал и навеки замолк.