Хочется уйти из отщепенцев,
Чей удел – пиндосников лизать.
Хочется писать про ополченцев,
Страстных и зубастых, так сказать, —
Как из Новороссии Прилепин:
Смех его немного нарочит,
Да и стиль не столь великолепен,
Но восторг не спрячешь, он торчит!
Не сложить торжественную оду,
Не пролезть в услужливую лесть.
Вот беда – не нужен я народу
Там, где мой народ, к несчастью, есть.
Толку ли от несоленой соли?
Пресную вышвыривают вон.
Я ему в другой потребен роли —
Быть не там, где есть, к несчастью, он.
Все мои стремленья – вечно мимо.
Не затем Полкан, чтоб кур гонял.
Нужен я всегда на марше мира —
Для других сгодится Кургинян.
И пока в овраг уводит трасса,
А в болоте копится метан, —
Я обязан быть не там, где масса,
Ибо кто-то должен быть не там.
Жизнь пройдет. История осудит
То, где мой народ, к несчастью, есть.
Там, где он тогда, к несчастью, будет, —
Надо защищать его же честь.
Вот осядет туча нанопыли —
И слезу уронит крокодил,
И заявит, что не все же были
Там, где мой народ, к несчастью, был!
Ведь не весь он шествовал покорно,
На укропов призывая месть!
А пока я должен быть по горло
В том, в чем я теперь, к несчастью, есть.
Так что лишь одно меня тревожит
В нынешней махновщине густой:
Этот век, который нами прожит,
Перепишет будущий Толстой.
Времена пойдут совсем другие,
Правда будней выгорит дотла,
И тогда в припадке ностальгии
Скажет внук: какая жизнь была!
Крым, Донецк, романтика с походом,
Вольница, пассионарный пыл!
И захочет быть с моим народом.
Там, где мой народ, к несчастью, был.
Когда с верховной должности снимали Хруща,
Он молвил на собранье братвы:
– Вот вы меня снимаете, руками плеща тому,
какие храбрые вы.
Но если я отправлюсь бродить-кочевать,
преследуем и плохо одет,
Меня хоть пустят переночевать, а вас еще,
может быть, и нет.
Россия – большая, холодная страна,
особенно ближе к январю.
Тут статус не важен, и слава не важна, про деньги уже
не говорю.
Неважно, какая прислуга и кровать,
неважно, афера или труд,
А важно, пустят ли переночевать, как только
все это отберут.
Когда я с работы карабкаюсь домой —
еще хорошо, что не с сумой, —
Все чаще я думаю просто «Боже мой», ежусь —
и снова «Боже мой».
Какой ужасный ветер, какой ужасный ветер!
Осени черный океан!
Куда стремится Фауст, о чем страдает Вертер,
кого еще хочет Дон Гуан?!
Мы все еще жаждем кого-то подчинять,
планируем что-то отжимать —
А важно только, пустят ли переночевать,
пустят ли переночевать.
В России холодает к началу октября,
и вот что надо помнить о ней:
Чем горше досталось, тем проще отобрать;
чем легче досталось – тем трудней.
Талант не отнимешь, породу не отнимешь,
характер и пятую графу,
А дом или деньги, работа или имидж
вообще отбираются, как тьфу.
Тогда уже неважно, умеешь ты кивать,
ковать или деньги отмывать,
А важно, пустят ли переночевать,
пустят ли переночевать.
Я много трудился бессмысленным трудом
в огромной и холодной стране.
Я вряд ли куплю себе прииск или дом,
но главный мой приз уже при мне.
Я плохо умею кастрюли починять, получше —
страшилки сочинять,
Но меня здесь пустят переночевать,
пустят переночевать.
Сначала, как водится, станут очернять,
позже предложат линчевать,
Но меня здесь пустят переночевать,
пустят переночевать.
Чучелу пора себя переначинять,
надо с чего-то начинать,
Но меня здесь пустят переночевать,
пустят переночевать.
Но тем и смущает Россия, отче-мать,
большие, холодные места, —
Что всех без разбору пускает ночевать,
большие, буквально девяносто из ста.
Ее благая весть, врожденная болесть,
привычка поживать-наживать —
Сперва растопчут честь, отнимут все, что есть,
а после пустят переночевать.
Украл ли, убил ли, на части разрубил ли —
пустят переночевать,
Баран ли, дебил ли, отца и мать забыл ли —
пустят переночевать!
Глядится помято, сражался бесславно,
привык воровать и бичевать —
Чего уж им я-то, меня они подавно
пустят переночевать.
Входишь в избу, в ее копоть и резьбу —
а там нас уже не сосчитать:
Всех пугал и чучел, и всех, кто меня мучил,
пустили переночевать.
Ах, здравствуйте, здравствуйте,
не стесняйтесь, пьянствуйте,
подкиньте березовых дровец.
Мы пучились, мы мучились, соскучились и ссучились,
и вот где мы сошлись наконец.
Иди сюда, болезный, башку на чан железный,
ноги под черный табурет,
Такая буря на дворе, а здесь, внутри, такой амбре —
не знаю, ложиться или нет.
Изба темна, и ночь темна, и дочь пьяна, и мать честна,
И буря сильна, и печь накалена —
Такая большая, холодная страна,
холодная добрая страна.
Такая холодная добрая страна,
большая и тесная страна.
Такая небрезгливая холодная страна,
холодная и добрая страна.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу