Семён Раич - Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

Но Дух своенравный пылает стыдом,
Он мстит за минуту боязни,
И остов свергает могучим жезлом
Со скал — к довершению казни!
С вершины Кавказа, во звуке цепей,
Упал, рассыпаясь костьми, Прометей!

Великая тень, для чего ты мелькаешь
В таинственной мгле безмятежных ночей?
Мечтой о минувшем зачем нарушаешь
Отрадные сны утомленных очей?
Не звуков ли арфы опять ожидаешь,
Могучего отзыва славы твоей?
Иль в песнях вещать ты к потомству желаешь?
Вещай — и певцу вдохновенье пролей!

Не к тебе я лечу нарушать твои сны!
Не певца я ищу, но могучей жены!
В ней варяжская кровь моих светлых князей,
Ольга спящая вновь пробудилася в ней!
Ее стан величав — как сосна на холме,
Под которым Синав позабыл о земле!
Кудри спят на плечах снеговой белизны,
Цвет лазурный в очах — Белозерской волны.
И блистают лучом вдохновенья глаза —
Не столь ярким огнем я Коростень сожгла!
Но душа велика — как пустыни обзор,
И как дно глубока моих Чудских озер!
Она Ольгу одна постигает вполне
И, воспрянув от сна, воспоет обо мне!

Владыка сидит на престоле громов,
В руке его вихрь одичалый.
Он молнию бросил в пучины валов,
И море ударило в скалы,
И волн его песнь от начала веков
Великому — не умолкала.

Вокруг громовержца глубокая ночь,
Светил угашенных могила.
Луна — небосклона вечерняя дочь —
Чело облаками затмила,
И рушатся звезды сквозь черную ночь,
Когда бытие им постыло.

Владыка нисходит на землю в громах,
И дрогнуло сердце природы:
Завыли пещеры в бездонных горах,
Эфира обрушились своды,
Вселенную обвил клубящийся прах,
И ужасом смолкли народы!

Хор юношей и дев! Владыка бурный мира
Не хочет защитить священного кумира,—
Ему падением грозит надменный князь!
С мольбами к небесам ваш вознесите глас.

Перуну отрадно теченье Днепра
И Киева древние стены!
В реке отражался лик бурный царя,
Громами помечены стены;
Перун не разлюбит теченья Днепра,
Забудет ли Киева стены!

Увы, настанет день — и близок день жестокой! —
Когда заглохнет холм над бездною широкой
И зарастет к нему давно пробитый след;
Но прежде я склонюсь под игом тяжких лет.

Кто дерзкий коснется преступной рукой
Владыки, карателя мира?
Как бурные тучи багровой грядой
На край возлегают эфира,
Мы ляжем костями, могильной стеной
К подножью кумира!

Широкого Днепра заплесневеют волны,
Их вещий стихнет вой… Благоговенья полный,
Придет ли славянин мольбою встретить день —
Промчится в ужасе за ним Перуна тень!

К кому обратимся с горячей слезой,
Бездомные матери, жены?
Мы ветры насытим ничтожной мольбой,
Развеются тщетные стоны,
Когда он заснет над угасшей грозой
И вихри сорвут его с трона!

Падет великий град, и запустеют стены,
Их населят толпы полночных привидений,
Умолкнет навсегда народов мощный глас,—
И смертный казнь сию один навлек на нас!

Проснись, громовержец! В хранилище туч
Есть стрелы на казнь преступленья!
Змеею пусти свой убийственный луч
И смертных смири дерзновенья!
В громаде ль огнями упитанных туч
Одной не найдешь для отмщенья?

Хор юношей и дев! Моленье прекратите,
Отчаянье толпы народной укротите!
К нам милостив Перун: он вашим внял мольбам,
Спасение пошлет отчаянным сынам!

Содвинь твои тучи в один океан,
Клокочущий, бурный, гремящий,
Сбери с твоих бурь молньеносную дань
И в свиток вплети их палящий!
И ветрам в добычу отдай океан
И мир, пред погибелью спящий!

О Аполлон! Поклонник твой
Хотел помериться с тобой,
Но оступился и упал.
Ты горделивца наказал:
Хотел пожертвовать рукой,
Чтобы остался он с ногой.