Дмитрий Минаев - Поэты «Искры». Том 2

(Краевскому)
А меня на «почве» милой
Оскандалили!

(меланхолически)
Грущу…

Ну, да я сберуся с силой:
Купно с Федором отмщу
Иль Косицу напущу!

Сей журнал — исчадье мрака!
В нем хозяин — сатана!

Так, друзья мои; однако
Толщина-то, толщина!

Ах я грешник окаянный!
Я себя в восторге чистом
До сегодняшнего полдня
Называл матерьялистом.

Был я к Бюхнеру привязан,
Покоряясь общей моде,
И читал его девицам
В запрещенном переводе.

Наводил на дам московских
Больше, чем все черти, страха,
Проповедуя идеи
Молешотта, Фейербаха!

Но ко мне внезапно в душу
Благодать сошла господня:
Мне Юркевич многоумный
Свет ее открыл сегодня.

Доказал он мне — о небо,
Я предвидеть это мог ли! —
Психологии незнанье
В обожаемом мной Бокле!

Горько плачь, несчастный Бюхнер,
Достодолжную острастку
Обещает дать тебе он,
Сняв с твоей системы маску!

Для девиц и дам московских
Ты не будешь страшной тенью,
Не привьешься гнойной язвой
К молодому поколенью!

Вот тебе пример: навеки
Я прощаюся с тобою,
Породнил меня Юркевич
С философией иною;

Почитать я буду старших,
Полон к ним благоговенья,
И в великий пост намерен
Справить ровно два говенья!

«Велика и обильна родная земля» —
Мы читали из школьных тетрадок;
«Но порядка в ней нет» — прибавлялось; теперь
Положительно есть и порядок.

Не угодно ль взглянуть — поразительный вид:
Вот народ в шестьдесят миллионов,
Что в любви и примерном согласьи живет
Под эгидою мудрых законов.

Всем известно, на праве основан закон…
Как бы здесь мне хотелося здраво
Бросить взгляд на идею, значенье и цель
Высоко мною чтимого права.

Изъяснил бы весьма юридически я,
Что спасительна порка для вора,
Как толкуют Капустин, Чичерин Борис
И юристов немецкая свора.

Но боюсь от предмета отвлечься… К тому ж
И «причин независящих» бездной
Руководствуюсь я… Так не лучше ль опять
Возвратиться к отчизне любезной?

Мы сказали, порядок у нас и во всем
Равновесие сил разнородных:
В низших классах наивная честность, зато
Есть лукавство рабов в просвещенных.

Все сословья концерт у нас общий дают;
Что за звуки! разлив их так ровен,
Так приятно согласен! В гармонии нам
Уступают Моцарт и Бетговен!..

Это точно, была роковая пора,
Взволновались однажды мы очень,
В оны дни, как солидные лица свои
Удостоивать стали пощечин.

Жажда плюх, как известно, пришла из Москвы:
Там, великих начал провозвестник,
Первый начал валять по ланитам себя
Джентельмен раздражительный «Вестник».

Мудрый Кокорев в такт ему вдруг заушил
Тучный лик свой, и вслед им Погодин
Энергично взялся за ланиты свои,
Находя, что сей акт благороден.

Петербургу понравилось это; и мы
Года два перед взором Европы
Колотили себя и в то время нашли,
Что не надо и розог!..

(Говорят — не ручаюсь за верность молвы, —
Что в те бурные дни из аптеки
Для целения арнику больше всего
Отпускалось Степану Громеке.)

Воспевали поэты в высоких стихах
Заушения подвиг отменный
И пророчили нам, что в грядущем за то
Вознесемся мы в целой вселенной…

Появились, однако, тогда ж господа,
Что немножко в скептическом духе
Объясняли всеобщую жажду — себе
Задавать с наслаждением плюхи.

Эти скептики нам утверждали, что мы,
Потеряв на ланиты чужие
Наше прежнее право, себя по щекам
Принялись колотить, как шальные!

Впрочем, плюхи звучали… и стихли потом;
Раздалась на железной дороге
Вновь одна, но уж та по чужому лицу,
И — порядок остался в итоге!